Он опустился на колени у кромки озера и напился, закрыв глаза, чтобы не видеть своего отражения. Киалл мирно спал у огня. Солнце опустилось, стало холодать. Чареос ослабил подпруги у лошадей и растянулся на одеяле рядом с костром.
Он лежал, глядя на звезды. Он охотно простил бы Туру, увез бы ее из крепости и начал новую жизнь, но она только посмеялась над ним. Ей и там было хорошо — там было много мужчин, сильных мужчин, любвеобильных мужчин, даривших ей подарки. В воображении Чареос избивал ее, уничтожая кулаками ее красоту, но в действительности он ничего подобного не сделал. Только попятился прочь из комнаты, гонимый ее смехом. Измена растерзала любовь, которую он впустил в свое сердце. После этого он никогда больше не любил, ни одной женщины не принял ни в сердце свое, ни на ложе.
Вдали скорбно завыл одинокий волк. Чареос присыпал пеплом костер и уснул.
Птичье пение вторглось в его сны, и он проснулся. Он не чувствовал себя освеженным и знал, что ему снилась Тура. Как всегда, он почти ничего не мог вспомнить, только ее имя эхом звучало у него в голове. Он сел и содрогнулся. Костер почти угас — Чареос раздул угли и положил на них хворост, а после пошел собирать дрова.
Он потрепал серого по шее, взял холодное мясо из котомки и вернулся к разгоревшемуся костру. Киалл проснулся и осторожно сел. Краски вернулись на его лицо, и он улыбнулся Чареосу.
Тот нарезал окорок острым ножом и подал юноше.
— Где это мы? — спросил Киалл.
— Милях в десяти от старой проезжей дороги. Я вижу, тебе полегчало.
— Я сожалею, что так обременил вас, — и еще больше сожалею, что вам пришлось из-за меня убивать.
— Не из-за тебя, Киалл. Они охотились за мной. По вине одного скверного мальчишки погибли трое мужчин. В голове не укладывается.
— Вы были великолепны в бою. Никогда еще такого не видел. Вы были так спокойны.
— Знаешь, почему они погибли? — спросил Чареос.
— Потому что уступали вам?
— Да, это правда, но не вся. Они погибли, потому что им было ради чего жить. Ешь свой завтрак.
Три дня они ехали, забираясь все выше, пересекая ручьи и реки. Над ними пролетали дикие гуси, держа путь в теплые страны. В воде бобры, сражаясь с течением, строили свои плотины. Раны Киалла быстро заживали в чистом горном воздухе, и он повесил на пояс саблю Логара.
В пути они почти не разговаривали, а ночью, у костра, Чареос сидел задумавшись, глядя на север.
— Куда мы едем? — спросил Киалл на пятое утро, когда они седлали коней.
— Мы едем в поселок, называемый Горный Трактир, — помолчав, сказал Чареос. — Там мы пополним свои припасы. После этого я поеду на юг через степь. Без тебя, Киалл.
— Вы не поможете мне освободить Равенну? — Юноша заговорил об этом впервые после их отъезда из города.
Чареос затянул подпругу и повернулся к нему лицом:
— Ты не знаешь, в какую сторону они поехали. Не знаешь имени их вожака. Быть может, женщины уже проданы. Это гиблое дело, Киалл. Оставь свою затею.
— Не могу. Я люблю ее, Чареос. С детства люблю. А вы любили когда-нибудь?
— Любовь — это для дураков. Прилив крови к чреслам и ничего более — ни тайны, ни магии. Найди себе другую, парень. Твоя уже прошла через дюжину мужиков — и, может быть, это ей даже понравилось.
Киалл побелел, и сабля Логара свистнула в воздухе.
Чареос отскочил.
— Какого черта?
— Сейчас же возьми свои слова обратно! — потребовал Киалл, подступая с саблей к его горлу.
— Зачем? Я всего лишь открыл тебе глаза. — Сабля устремилась вперед, и Чареос, отшатнувшись, достал свою. — Не дури, мальчик. Ты не настолько оправился, чтобы драться со мной — да я тебя и здорового изрубил бы на куски.
— Возьми свои слова обратно.
— Нет. — Парень ринулся на него, но Чареос с легкостью парировал удар, а Киалл потерял равновесие и брякнулся наземь, выронив саблю. Он потянулся за ней — Чареос прижал клинок сапогом. Юноша, привскочив, боднул Чареоса головой в живот, и оба упали. Киалл двинул Чареоса в подбородок. Второй удар бывший монах отразил, но третий оглушил его, и он выпустил саблю. Киалл мигом схватил ее и вскочил на ноги. Чареос тоже попытался встать, но было поздно: острие собственной сабли уперлось ему в горло.
— Лихой же ты парень, — проговорил он.
— А ты ублюдок. — Киалл уронил саблю на снег и отвернулся. Раны у него на спине открылись, и кровь ломаными линиями проступила сквозь рубаху.
Чареос встал и убрал саблю в ножны.
— Ладно, прости, — сказал он, и у Киалла поникли плечи. Чареос подошел к нему. — Я говорю искренне. Я не слишком-то люблю женщин, но знаю, что такое любовь. Давно вы женаты?
— Мы не муж и жена.
— Значит, жених и невеста?
— Нет.
— Как же тогда?
— Она собиралась замуж за другого. Его отцу принадлежит все восточное пастбище — это удачное замужество.
— Но любила она тебя?
— Нет, — признался Киалл. — Нет, никогда не любила. — И он сел на коня.
— Не понимаю. Ты собрался освобождать женщину, которая тебя не любит?
— Скажи мне опять, что я дурак.
— Нет-нет, прости меня за эти слова. Я старше тебя, Киалл, и ни во что уже не верю. Но мне не следовало насмехаться над тобой. Я не имел на это права. А что же ее жених? Он погиб?
— Нет. Он уже уговорился с отцом Равенны и теперь женится на ее младшей сестре, Карин, — ее не взяли.
— Недолго же он печалился.
— Он никогда ее не любил, просто она красивая и отец у нее богатый — разводит свиней, скот и лошадей. Сам урод уродом, но дочки у него словно с неба слетели.
Чареос подобрал саблю Киалла и подал ему рукоятью вперед.
— Что проку носить ее на себе? — сказал юноша. — Я не умею с ней обращаться.
— Ты не прав, — улыбнулся Чареос. — У тебя твердая рука, верный глаз и гордое сердце. Не хватает только школы. Я буду учить тебя, пока мы ищем Равенну.
— Ты едешь со мной? Но почему?
— Дареному коню в зубы не смотрят. — Чареос сел в седло. Серый задрожал. — О нет, — прошептал Чареос. Серый лягнул задними ногами и стал свечкой. Чареос пролетел над его головой и грохнулся на снег. Серый подошел и стал над ним. Чареос поднялся и снова сел верхом.
— Экая скотина, — сказал Киалл. — По-моему, он тебя не любит.
— Ошибаешься, мальчик. Человека, которого он не любил, он затоптал насмерть.
Чареос тронул коня каблуками и поехал на юг.
