Ломоньер стряхнул пепел с сигареты и обвел взглядом поздравительные транспаранты, как будто мечтал их поджечь.
– Говорят, Серый Человек больше на него не работает. Да и мы знаем, что такое осторожность.
У Ломоньера были общие имя и цель, но методы отличались. Один предпочитал осторожность, другой огонь, а третий играл роль миротворца и адвоката дьявола.
– Разумеется, есть какой-нибудь другой способ выяснить про… – начал Ломоньер.
– Не произноси этого слова, – одновременно перебили двое остальных.
Ломоньер поджал губы. Это выглядело эффектно, поскольку у всех братьев были подвижные рты – черта, которая одного, искажая, делала почти красивым, а другому тем же образом придавала малопристойный вид.
– Значит, мы едем туда, чтобы поговорить… – вновь начал Ломоньер.
– Поговорить, – фыркнул Ломоньер, играя зажигалкой.
– Прекрати, пожалуйста. Ты ведешь себя как школьный забияка.
Данный Ломоньер сохранил свой акцент и использовал его в ситуациях такого рода. Акцент прибавлял веса презрению.
– Мой адвокат говорит, мне нельзя совершать никаких правонарушений как минимум полгода, – жалобно сказал Ломоньер и затушил сигарету.
Ломоньер тихонько загудел.
Это гудение встревожило бы братьев в любом случае, от кого бы оно ни исходило, но в нем к тому же слышались какие-то дополнительные зловещие нотки, которые немедленно наполнили атмосферу холодом.
Двое других подозрительно переглянулись: они подозревали не друг друга, но всё вообще за пределами друг друга. Они изучили гудящего брата на предмет признаков какого-нибудь заболевания, а затем проверили, нет ли у него с собой древнего амулета, украденного из одной могилы во Франции, загадочного браслета, незаконным образом приобретенного в Чили, зловещей пряжки от пояса, которую они стянули в Монголии, или таинственного шарфа, сделанного из перуанского погребального покрова. Чего угодно, что могло вызвать сверхъестественный побочный эффект.
Они ничего не нашли, но гудение не прекращалось, поэтому они методично обыскали комнату, проводя руками под стульями и вдоль карнизов и время от времени поглядывая друг на друга, чтобы убедиться, что гудит по-прежнему только один. Если кто-то сыграл с ними злую шутку, самым вероятным кандидатом был Гринмантл. Конечно, у Ломоньера имелись и другие враги, но Гринмантл стоял ближе остальных. Во всех смыслах.
Ломоньер не нашел ничего, представляющего сверхъестественный интерес. Только кучку сухих божьих коровок.
– Эй. Это я.
Ломоньер повернулся к гудящему брату, который одновременно перестал гудеть и уронил сигарету. Она беспомощно алела на железном полу. Брат хмурился, глядя на гавань, и вид у него был задумчивый, что в целом противоречило его натуре.
– Это сказал он? – уточнил Ломоньер.
Ломоньер нахмурился.
– Кажется, это был не его голос.
Третий брат произнес:
– Вы слышите меня? Я пока не вполне разобралась, как оно работает…
Это совершенно точно был не его голос. И не его выражение лица. Брови Ломоньера, разумеется, двигались вполне естественным образом, но таким, какого от них никогда не требовалось раньше. Поэтому он выглядел моложе и настойчивее.
Ломоньер дружно ощутил близость откровения.
– Кто здесь? – спросил он.
– Пайпер.
Это имя немедленно оказало подсознательный эффект на Ломоньера. Ярость, ощущение, что его предали, шок, а потом опять ярость и ощущение, что его предали. Пайпер Гринмантл. Жена Колина. Никто не упоминал ее имя в разговоре, но она всё равно влезла.
Ломоньер сказал:
– Пайпер! С какой стати? Покинь его.
– О, значит, вот как это работает? – с любопытством спросила Пайпер. – А как выглядит? Жутко? Как будто говоришь по телефону, только через чужое тело?
– Это ты, – с удивлением произнес Ломоньер.
– Привет, папа, – сказала Пайпер.
Хотя прошло уже много лет, Ломоньер до сих пор прекрасно помнил манеры своей дочери.
Ломоньер сказал:
– С ума сойти. Чего тебе надо? И как поживает твой поганец муж?
– Он в Бостоне без меня, – ответила Пайпер. – Наверно.
– Я просто хотел услышать ответ, – произнес Ломоньер. – Я это и так знал.
Пайпер сказала:
– Ты был прав, а я ошибалась. Я больше не хочу ссориться.
Ломоньер, который затушил сигарету, теперь сентиментально вытирал один глаз.
Ломоньер, который не переставал курить, огрызнулся:
– Десять лет прошло – и ты внезапно «больше не хочешь ссориться»?
– Жизнь коротка. Я бы теперь хотела заняться делом вместе с вами.
– Погоди. Правильно ли я понимаю? В прошлом году из-за тебя мы чуть не угодили в тюрьму. Твой муж убил поставщика ради какого-то несуществующего артефакта. Ты вселилась в нас. И ты желаешь войти с нами в дело? Что-то не похоже на хорошенькую женушку Колина Гринмантла.
– Разумеется, не похоже. Именно поэтому я и звоню. Я хочу начать с чистого листа.
– И к какому дереву принадлежит этот лист? – подозрительно спросил Ломоньер.
– К очень славному, со сверхъестественными корнями, – ответила Пайпер. – Я нашла кое-что потрясающее. Невероятное. Такое бывает раз в жизни. Раз в сто лет. Я хочу, чтоб вы очень постарались и собрали всех сюда, на аукцион. Это будет нечто.
Ломоньер как будто исполнился надежды.
– Мы…
Единственный Ломоньер, продолжавший курить, перебил:
– После того, что было в августе? Неужели ты ожидаешь, что мы очертя голову в это кинемся? Назови меня ненормальным, дорогая, но я тебе не доверяю.
– Придется просто поверить мне на слово.
– Из всего, что ты можешь мне предложить, эта вещь меньше всего достойна доверия, – холодно отозвался Ломоньер.
Он протянул сигарету другому брату, сунул руку под пальто и свитер и нащупал четки.
– За последние десять лет твое слово слегка упало в цене.
– Ты худший отец на свете, – огрызнулась Пайпер.
– Честно говоря, ты – худшая дочь.
Он прижал четки к голове недавно гудевшего брата. Тот немедленно сплюнул кровью и упал на колени. Его лицо вновь приобрело привычное выражение.
– Именно это, – сказал Ломоньер, – я и подозревал.
– С ума сойти, ты положил трубку, прежде чем я успел с ней попрощаться, – с обидой сказал Ломоньер.
– Такое ощущение, что в меня кто-то вселился, – сказал Ломоньер. – Вы что-нибудь видели?
11
ВГенриетте продолжалась ночь.
