Но время истекало, и он терял равновесие. Его сердце наполнилось черной, черной кровью.
«Ганси, чувак».
Ганси с трудом сосредоточился на этих словах. Рядом с ним стоял Генри Чень – сплошь волосы и зубы. И очень внимательные глаза. Он забрал у Ганси ворона и взамен вложил ему в ладонь что-то прохладное. Прохладное и делавшееся всё холоднее.
– Однажды ты принес мне кофе, – сказал Генри. – Когда я совсем выбился из сил. Услуга за услугу.
Ганси держал в руке пластиковый стаканчик с ледяной водой. Казалось, ничто не должно было измениться, но тем не менее что-то изменилось. Ошеломляющая разница температур, знакомое постукивание кубиков льда, зрительный контакт… Ученики по-прежнему теснились вокруг, но они вновь сделались обычными мальчишками. А музыка превратилась в обычные звуки школьного оркестра, исполнявшего новую пьесу в невероятно жаркий день.
– Вот и отлично, – сказал Генри. – У нас сегодня вечеринка в тогах, Ричард. В Личфилд-Хаус. Приводи друзей и свою девочку-невесту.
Потом Генри ушел, и там, где он только что стоял, захлопали крыльями вороны.
13
Адам думал, что ему что-то попало в глаз. Неприятное ощущение возникло, когда он стоял в невероятно душном театре. Не столько раздражение, сколько усталость, как будто он слишком долго смотрел на экран. Адам мог бы дотерпеть до конца дня, если бы ощущение не усиливалось, но постепенно перед глазами всё слегка поплыло. Само по себе это было не страшно, но в сочетании с тем, что он буквально чувствовал свой глаз, Адам решил, что надо на него взгля- нуть.
Вместо того чтобы зайти в один из учебных корпусов, он спустился по лестнице к боковому выходу из театра. Там, в помещении под сценой, находились уборные; Адам шагал туда, минуя вереницы старых стульев, похожие на многоногих животных, странные силуэты картонных деревьев и бездонные океаны черной ткани, которая висела повсюду. Коридор был темный и тесный, с кошмарными стенами, покрытыми облупившейся зеленой краской; Адаму, который шел, прикрыв один глаз рукой, он казался искаженным и жутковатым. Он снова припомнил свои бегающие пальцы.
Он подумал: нужно пообщаться с Кабесуотером и выяснить, что произошло с тем деревом.
Свет в душевой был выключен. Вроде бы пустяки – выключатель находился прямо за дверью, – но тем не менее Адаму не хотелось совать руку в темноту. Он стоял в коридоре, и его сердце билось слегка учащенно. Он оглянулся.
Коридор был темный, тесный, пустой, залитый болезненным флуоресцентным светом. Тени сливались с занавесом. Широкие черные полосы соединяли между собой все предметы.
«Включи свет», – подумал Адам.
Свободной рукой – той, что не закрывала глаз, – он потянулся за порог.
Он сделал это быстро – пальцы пронзили холод и тьму, что-то нащупали…
Нет, это была лоза Кабесуотера, и всего лишь у него в голове. Адам протянул руку мимо нее и включил свет.
В душевой было пусто.
Конечно, пусто. Конечно, пусто. Конечно, пусто.
Две старые кабинки, с перегородками из зеленой фанеры (никакого кода доступа, никаких представлений о нормальной гигиене). Писсуар. Раковина с желтым кольцом вокруг слива. Зеркало.
Адам встал перед зеркалом, прикрывая глаз рукой, и посмотрел на свое худое лицо. Почти бесцветная бровь была тревожно вздернута. Опустив руку, Адам взглянул на себя еще раз. Никакого покраснения он не заметил. Глаз не слезился. Он…
Адам прищурился. Он слегка косил? Или как это называется, когда глаза у человека не смотрят в одном направлении?
Адам моргнул.
Нет, всё нормально. Это холодный зеленый свет сыграл с ним шутку. Он придвинулся ближе, чтобы посмотреть, нет ли красноты в уголке.
Глаз определенно косил.
Адам моргнул – косоглазие исчезло. Моргнул – и оно появилось. Оно напоминало скверный сон – не кошмар, а просто неприятный сон, когда собираешься надеть носки и вдруг понимаешь, что они не налезают тебе на ноги.
Пока он рассматривал себя в зеркало, левый глаз вдруг, независимо от своего соседа, медленно обратился к полу.
Картинка поплыла и вновь прояснилась, когда правый глаз взял управление на себя. Адам дышал неровно. Он и так уже оглох на одно ухо. Он не мог лишиться еще и зрения на один глаз. В этом тоже был виноват отец? Какое-то отсроченное последствие удара по голове?
Глаз медленно закачался, как стеклянный шарик в банке с водой. В животе у Адама возникло ощущение ужаса.
Ему показалось, что тень одной из кабинок изменилась.
Он обернулся. Ничего. Ничего.
«Кабесуотер, ты со мной?»
Адам снова повернулся к зеркалу. Теперь левый глаз медленно двигался кругами, назад и вперед, вверх и вниз.
У Адама всё сжалось в груди.
Глаз смотрел на него.
Адам, спотыкаясь, отступил от зеркала и захлопнул глаз рукой. Спиной он врезался в противоположную стену и застыл, хватая воздух ртом, напуганный, бесконечно напуганный. В какой помощи он нуждался и к кому мог обратиться?
Тень над кабинкой действительно менялась. Из квадратной она становилась треугольной, потому что… о боже… дверь кабинки открывалась.
Длинный коридор, ведущий наружу, казался галереей ужасов. Из кабинки лилась тьма.
Адам сказал:
– Кабесуотер, ты мне нужен.
Тьма растекалась по полу.
Адам думал только о том, что нельзя позволить ей коснуться его. Представлять ее на своей коже было страшнее, чем видеть в зеркале собственный бесполезный глаз.
– Кабесуотер. Защити меня. Кабесуотер!
Послышался звук, похожий на выстрел – Адам метнулся в сторону, – и зеркало раскололось. По другую сторону стекла зажглось неизвестно откуда взявшееся солнце. К стеклу прижимались листья, словно к окну. Лес шептал и шипел в глухом ухе Адама, вынуждая его искать проход для Кабесуотера.
В нем вспыхнула благодарность, которую было так же трудно вынести, как и страх. Если сейчас с ним что-нибудь случится, по крайней мере, он будет не один.
«Вода, – сказал Кабесуотер. – Вода, вода, вода».
Добравшись до раковины, Адам открыл кран. Оттуда хлынула вода, пахнущая дождем и камнями. Он протянул руку и сунул в сливное отверстие затычку. Похожая на чернила тьма текла к нему, она уже почти достигла ботинок.
«Не давай ей коснуться тебя…»
Он вскарабкался на раковину в ту секунду, когда тьма достигла подножия стены. Адам знал, что она полезет за ним. Но тут наконец вода наполнила раковину до краев и хлынула на пол. Беззвучная, бесцветная, она смыла черноту и понесла ее к сливному отверстию в полу. Остался только обычный светлый бетон.
Даже после того как тьма исчезла, Адам ждал еще целую минуту. Вода лилась, и у него промокли ботинки. Потом он слез с раковины, набрал пахнувшую землей воду в ладони и плеснул себе в лицо, на левый глаз. Снова и снова, еще и еще, еще и еще, пока не прошла усталость. Пока он не перестал ощущать собственный глаз. Когда Адам посмотрел в зеркало, это был всего лишь глаз. Всего лишь его лицо. Не было ни второго солнца, ни жутко катающегося зрачка. Капли рек Кабесуотера висели на ресницах Адама. Кабесуотер бормотал и стонал, внутри Адама разворачивались лозы, в глазах пятнами вспыхивал свет, камни прижимались к ладоням…
