Он должен был рассказать друзьям.
Ганси сомневался, что в его положении стоит влюбляться, но всё равно влюбился. И не вполне мог уловить механику этого состояния. Он понимал свою дружбу с Адамом и Ронаном – оба обладали качествами, которых у него не было и которыми он восхищался, и им нравилось в Ганси то, что он любил и сам. Поэтому он подружился и с Блу, но потом к дружбе прибавилось нечто большее. Чем лучше Ганси узнавал девушку, тем чаще его накрывало ощущение, как тогда в бассейне. Он перестал разрываться между несогласованными версиями самого себя. Теперь был только Ганси – сейчас, сейчас, сейчас.
Блу притормозила у знака остановки на углу, напротив Личфилд-Хаус, оценив возможность припарковаться.
– Ух, – сказала она недовольно, глядя на дорогущие машины.
– Что?
– Я забыла, насколько он… Агленби.
– Нам ведь необязательно туда идти, – сказал Ганси. – То есть я могу заглянуть на минутку и сказать ему спасибо… и всё.
Оба посмотрели через дорогу, на Личфилд-Хаус. Ганси подумал: как странно, что он чувствует себя неуютно теперь, во время бесцельного визита в компанию, которую почти наверняка знает во всей полноте. Он уже собирался признать это вслух, когда входная дверь вдруг открылась. Показался желтый квадрат, похожий на портал в другое измерение, и на веранду вышел Юлий Цезарь. Юлий помахал «Камаро» рукой и гаркнул:
– Эй, эй, Дик Ганси!
Разумеется, это был не Юлий Цезарь, а Генри в тоге.
Брови Блу исчезли под челкой.
– И ты тоже это наденешь?
Ганси подумал, что его ждет ужасный вечер.
– Однозначно нет, – ответил он.
Тога, когда он глядел прямо на нее, выглядела гораздо реальнее, чем ему хотелось бы.
– Мы ненадолго.
– Паркуйся за углом и не задави кошку! – крикнул Генри.
Блу объехала квартал, успешно разминувшись с белой кошкой, и медленно, но вполне убедительно припарковалась – пусть даже Ганси внимательно наблюдал за ней, пусть даже гидроусилитель застонал в знак протеста.
Хотя Генри наверняка понимал, что это не займет у них много времени, он ушел обратно в дом, чтобы великолепным жестом распахнуть дверь, когда они позвонили. Когда он закрыл за ними дверь, они оказались в слегка перегретой атмосфере, пахнувшей чесноком и розами. Ганси ожидал увидеть парней, которые качаются на люстрах и непрерывно пьют, и, хотя ему не то чтобы этого хотелось, несоответствие сбило его с толку. Внутри было необыкновенно чисто; темный коридор, увешанный зеркалами в резных рамах и заставленный хрупкой старинной мебелью, тянулся, уходя в недра дома. Личфилд-Хаус даже отдаленно не напоминал место проведения вечеринки. Он, скорее, напоминал место, где может умереть какая-нибудь старушка и не привлечь ничьего внимания, пока соседи не почуют странный запах. Этот дом совершенно не соответствовал тому, что Ганси знал о Генри.
А еще тут было очень тихо.
Ганси вдруг посетила ужасная мысль, что, возможно, вечеринка предполагает лишь Генри и их двоих – в тогах, в изящной гостиной.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, – сказал Генри, как будто он не видел Ганси всего минуту назад. – Ты переехал кошку?
Он явно потратил много сил, чтобы придать себе нужный вид. Его тога была подвязана тщательнее, чем Ганси когда-либо завязывал галстук – а Ганси проделывал это нередко. На нем были хромированные часы, каких Ганси еще не видел – а Ганси повидал множество хромированных штуковин. Его черные волосы отчаянно стремились вверх – а Ганси знал, что такое стремление вверх.
– Мы направо, – коротко сказала Блу. – Она налево.
– Венди с нами! – воскликнул Генри, как будто только что заметил ее. – Я погуглил женские тоги, как раз на этот случай. Здорово, что повезло с кошкой. Миссис Ву отравила бы нас во сне, если бы ты ее задавила. Напомни, как тебя зовут?
– Блу, – ответил Ганси. – Блу Сарджент. Блу, ты помнишь Генри?
Они посмотрели друг на друга. Во время предыдущей краткой встречи Генри умудрился до глубины души оскорбить Блу посредством небрежного самоуничижения. На базовом уровне Ганси понимал, что Генри возмутительным, оскорбительным образом выставлял себя на посмешище, поскольку альтернативой было ворваться в комнату и опрокинуть столы на стоявших за ними менял. Блу, впрочем, явно полагала, что он просто не нюхавший жизни богатенький пижон. А в ее нынешнем настроении…
– Помню, – прохладно ответила она.
– Это был не лучший момент в моей жизни, – сказал Генри. – Но с тех пор мы с моей машиной возместили ущерб.
– С его электромобилем, – тонко ввернул Ганси на тот случай, если Блу не заметила, как Генри заботится об окружающей среде.
Блу прищурилась, глядя на Ганси, и произнесла:
– Отсюда до Агленби можно доехать на велосипеде.
Генри помахал пальцем в воздухе.
– Да, да. Но езда должна быть безопасной, а шлема, в который нормально поместились бы мои волосы, еще не существует…
Обратившись к Ганси, он произнес:
– Ты видел Ченя-второго?
Ганси, в общем, не знал Ченя-2 – Генри Бродвея, которому дали это неловкое прозвище не потому, что он оказался вторым из двух Ченей в Агленби, но, скорее, потому, что он оказался вторым из двух Генри. Знал он в целом только то, что знали все – что это электровеник, непрерывно подпитывающий энергетическими напитками собственные конечности.
– Разве что он обзавелся «Камри», пока я смотрел в другую сторону.
Генри радостно рассмеялся – очевидно, Ганси намекал на какой-то предыдущий разговор.
– Это машина миссис Ву, нашей крохотной повелительницы. Она где-то здесь. Проверьте карманы. Может быть, она там. Иногда она проваливается в щели между половицами – это проблема больших старых домов. А где Линч и Пэрриш?
– К сожалению, оба заняты.
– Невероятно. Я знал, что президент не всегда обязан действовать в согласии с Конгрессом и Верховным судом, но я не думал, что однажды увижу это своими глазами.
Ганси спросил:
– А кто еще придет?
– Обычный состав банды. Кому охота видеть случайного знакомого в простыне?
– Но ты совсем не знаешь меня, – намекнула Блу.
Было невозможно понять, что значит выражение ее лица. Но оно не сулило ничего хорошего.
– Ричард Ганси Третий ручается за тебя, и этого достаточно.
В конце коридора открылась дверь, и оттуда вышла крохотная азиатка неопределенного возраста, держа полную охапку сложенных простыней.
– Здравствуйте, тетушка, – ласково сказал Генри.
Она гневно посмотрела на него и затопала дальше.
– Бедную миссис Ву изгнали из Кореи за скверный характер. Ха, да у нее обаяние химической бомбы.