Они как будто погрузились на несколько миль.
– Кабесуотер, – позвал Ронан, и из его рта вырвались огромные пузыри.
Мозг отказывал.
– Кабесуотер, воздух.
В норме Кабесуотер всегда спасал его. Кабесуотер знал, как хрупко человеческое тело. В норме. Но сейчас он не слушал Ронана – а может быть, слушал, но ничего не мог сделать.
Озеро кипело вокруг них.
Ронан должен был умереть. Он думал только об одном: что жизнь Мэтью тоже закончится, если его не станет.
Внезапно что-то ударило Ронана по ногам. Прижалось к рукам. Сдавило грудь. Дыхание… он едва успел схватить Девочку-Сироту, прежде чем всё почернело.
А потом Ронан вырвался из воды, вытолкнутый снизу. Его выплюнуло на скалистый берег озера. Девочка-Сирота выкатилась из его объятий. Оба откашливали жидкость; от волдырей на языке она была розоватой. Руки Ронана, руки Девочки-Сироты сплошь облепили листья. Очень много листьев.
Ошалело глядя через плечо, Ронан увидел, что весь пруд полон лозами и кустами. Побеги продолжали медленно тянуться из воды. Оставшиеся внизу части растений уже пожирала кислота.
Вот что спасло их и не позволило утонуть. Ронана и Девочку-Сироту подняли ветви.
Адам сидел на корточках на другом берегу, низко опустив голову. Он как будто собирался то ли бежать спринт, то ли молиться – его руки прижимались к земле, костяшки побелели. Адам положил между расставленными ладонями несколько маленьких камней, создав узор, который, очевидно, имел для него смысл. Один из продолжавших расти побегов обвился вокруг его лодыжек и запястий.
И тут до Ронана дошла правда. Жизнь им спасли не растения. Их спас Адам Пэрриш.
– Пэрриш, – позвал Ронан.
Адам взглянул на него пустыми глазами. Он дрожал.
Девочка-Сирота обошла вокруг озерца, стараясь держаться подальше от края, и приблизилась к Адаму. Она поспешно, двумя пальцами, сбросила маленькие камушки в воду. И тут же лозы перестали расти. Адам содрогнулся и сел. Лицо у него по-прежнему было отстраненное и болезненное, правая рука дергалась так, что было неприятно на нее смотреть. Девочка-Сирота взяла Адама за левую руку и поцеловала в ладонь – он просто закрыл глаза, – а затем устремила на Ронана настойчивый взгляд.
Она сказала:
– Увести! Надо увести!
– Куда? – спросил Ронан, осторожно шагая к ним.
Он посмотрел на скалистый склон, на горы вокруг, пытаясь понять, как им выбраться.
– Кабесуотер, – сказала Девочка-Сирота. – Тут что-то происходит. Ай!
В промежутках между изъеденными кислотой листьями озерцо начало чернеть. Начинался кошмар.
– Вставай, Пэрриш, – велел Ронан, схватив Адама за руку. – Мы уходим отсюда.
Адам открыл глаза. Одно веко не желало подниматься. Он сказал:
– Не забудь, что она идет с нами.
24
Было 6:21.
Никто уже давно не подходил к телефону в доме номер 300 на Фокс-Вэй. Блу послушно пользовалась мобильником Ганси, чтобы звонить домой каждые сорок пять минут, как просила Мора, но никто не брал трубку. В самый первый раз Блу не увидела в этом ничего странного: если линия была занята телефонной консультацией, внешние звонки перенаправлялись в голосовую почту. Но проблема состояла в том, что линия упорно не освобождалась. Блу попыталась вновь через сорок пять минут. И еще раз.
– Нам надо ехать, – сказала она Ганси.
Тот не задавал вопросов. Генри Чень, надо отдать ему должное, тоже (пусть даже он был пьян и человеколюбив и предпочел бы, чтобы они остались). Он сразу догадался, что это частное дело и лучше не мешать. Он забрал у них простыни, пожелал хорошего вечера и в последний раз позвал Блу с собой в Венесуэлу.
В машине они поняли, что часы Ганси продолжают показывать 6:21.
Что-то было не так.
Добравшись до дома номер 300 на Фокс-Вэй, Блу дернула входную дверь. Хотя было уже поздно – поздно ли? Ведь часы показывали 6:20, нет, 6:21, всегда 6:20, потом 6:21 – дверь оказалась не заперта. Ганси, стоя рядом с Блу, одновременно был наэлектризован и насторожен.
Они закрыли дверь за собой.
Что-то было не так.
Оказавшись в темном доме, Блу никак не могла понять, чего недостает, хотя была абсолютно уверена, что ей не мерещится. Она застыла с этой мыслью, не в силах сделать ни шагу, пока не определила, что именно ее беспокоит. «Наверное, – подумала она, – так себя чувствуют ясновидящие».
У девушки дрожали руки.
Что ее смущало? В доме, возможно, было темнее, чем обычно – свет из кухни не мог рассеять ночь. Возможно, было прохладнее, чем обычно, но не исключено, что Блу просто волновалась. Было тише – не бормотал телевизор, не звенела посуда… но, возможно, просто все уже легли. Мигнула лампочка… нет, просто чьи-то фары отразились от стеклянного циферблата часов на столике в коридоре. Часы показывали 6:21.
Блу не могла двинуться с места.
Казалось немыслимым стоять вот так, в плену страха – всего лишь страха, – но тем не менее она стояла. Блу напомнила себе, что лазала по загадочным пещерам, видела волшебного огнедышащего дракона, находилась в двух шагах от отчаявшегося человека с пистолетом. С какой стати ее парализовал вид собственного дома, без всякой видимой угрозы?
Но она не могла двинуться, и Ганси тоже не шевелился. Он рассеянно прижал палец к левому уху. Его глаза слегка остекленели. Блу вспомнила: то же самое произошло совсем недавно, во время панической атаки в пещере.
У девушки мелькнула мысль, что они – последние два человека, оставшиеся на Земле. Войдя в гостиную, она не обнаружит там ничего, кроме тел…
Прежде чем Блу успела спохватиться, у нее вырвался тихий всхлип.
«Будь благоразумна!»
Ганси нащупал ее руку. Ладонь у него была мокрая, но какая разница? У нее тоже. Они оба были в ужасе.
Как только Блу подумала об этом, дом перестал быть тихим. В тишине раздавались потрескивание и гудение, словно от нестройно работающих электроприборов.
Взгляд Ганси упал на девушку. Она благодарно стиснула его пальцы. А потом они одновременно разжали руки. Оба не знали, какое количество свободных конечностей понадобится им для самозащиты.
«Иди, Блу».
Они двинулись вперед – медленно. Оба выжидали, не заскрипят ли половицы. Оба боялись произвести хоть звук, прежде чем станет ясно, что случилось.
Они боялись, точка.
Дойдя до лестницы, Блу положила руку на перила и прислушалась. Гудение, которое она слышала, сделалось громче, оно стало живым и негармоничным. Это была монотонная песня без слов – кто-то зловеще тянул одну ноту, а затем переходил к другой, чуть выше в незнакомом ладу.
