Она хотела в Венесуэлу.
– Эй, мисс! Хотите прокатиться, как никогда в жизни?
Блу не сразу поняла, что эти слова обращены к ней. До девушки дошло это, только когда она заметила, что все вокруг смотрят на нее. Она медленно развернулась и увидела прямо перед собой очень серебристую и очень дорогую машину.
Блу несколько месяцев общалась с ребятами из Агленби, не позволяя никому заподозрить, что она общается с ребятами из Агленби, но здесь, перед ней, в машине сидел самый воронистый из всех воронят. У водителя были часы, которые даже Ганси счел бы слишком большими. Волосы у него стояли торчком, так высоко, что касались потолка салона. И, несмотря на явственную нехватку солнца, водитель смотрел на Блу сквозь солнечные очки в черной оправе. Это был Генри Чень.
– Ух ты, – сказал Бертон, любитель банковских ограблений, медленно разворачиваясь. – «Не твоя подружка» идет на свидание? Это он тебя жарит?
Коди, второй «грабитель», подошел ближе к краю тротуара, чтобы поглазеть на машину.
Он поинтересовался:
– Это «Феррари»?
– Нет, чувак, это «Бугатти», – ответил Генри через открытое окно. – Ха-ха, я шучу. Конечно, «Феррари». Сарджент! Не заставляй меня ждать! Половина очереди смотрела на нее. До сих пор Блу, в общем, никогда не подсчитывала количество собственных публичных высказываний о бессмысленной коммерциализации, наглых парнях и учениках Агленби. Но теперь, когда все смотрели на Генри и на нее, она обозрела эту кучу и нашла ее огромной. А еще она понимала, что перед мысленным взором собравшихся постепенно возникает надпись «БЛУ САРДЖЕНТ ЛИЦЕМЕРКА».
Не было простого способа дать зрителям понять, что Генри – не ее парень. Более того, это казалось бессмысленным, поскольку ее тайный парень был почти столь же вопиющим «Вороненком», как и тип, который сейчас торчал прямо перед ней.
Блу тоскливо подумала, что, возможно, надпись «БЛУ САРДЖЕНТ ЛИЦЕМЕРКА» ей следует вывести собственным почерком.
Она сердито зашагала к машине.
– Не соси ему прямо здесь, Сарджент! – крикнул кто-то. – Пусть сначала закажет тебе стейк!
Генри лучезарно улыбнулся.
– Хо! Аборигены беспокоятся. Здравствуйте, мои дорогие! Не волнуйтесь, я добьюсь повышения минимальной заработной платы для всех вас!
Вновь посмотрев на Блу, ну, или, по крайней мере, обратив на нее свои солнечные очки, он добавил:
– Приветик, Сарджент.
– Что ты тут делаешь? – спросила Блу.
Она сама не знала, что чувствовала. Она чувствовала много чего.
– Я здесь, чтобы поговорить о мужчинах в твоей жизни. И в моей. Кстати, отличное платье. Стиль бохо. Я ехал домой и решил узнать, понравилась ли тебе вечеринка. И заодно убедиться, что наши планы насчет Зимбабве еще в силе. Кажется, ты пыталась вырвать себе глаз. Смелый ход.
– Я думала… если не ошибаюсь… речь шла о Венесуэле?
– А, ну да. Мы заскочим туда по пути.
– Господи, – сказала Блу.
Генри наклонил голову в знак смирения.
– Выпускные экзамены дышат нам в затылок, прекрасная поселянка, – сказал он. – Пора убедиться, что у нас в руках ниточки от всех воздушных шариков, которые мы хотим удержать, пока они не упорхнули.
Блу внимательно посмотрела на него. Было так легко сказать, что она никуда не полетит, что ее воздушный шарик будет медленно терять гелий, пока не опустится наземь в том же самом месте, где родился, но тут она вспомнила пророчества Моры и не стала этого делать. Вместо ответа Блу подумала, как бы ей хотелось поехать в Венесуэлу, и Генри Ченю тоже, и в ту минуту это что-то значило, даже если бы перестало значить на следующей неделе.
Девушке в голову пришла одна мысль.
– Мне ведь не нужно напоминать тебе, что я встречаюсь с Ганси, так?
– Естественно, нет. Я, во всяком случае, генрисексуален. Можно отвезти тебя домой?
«Держись подальше от ребят из Агленби, потому что все они придурки».
Блу сказала:
– В эту машину я не сяду. Видишь, что творится у меня за спиной? Я даже смотреть не хочу.
Генри предложил:
– Тогда, может быть, обругаешь меня и удалишься со своими принципами?
Он торжествующе улыбнулся, выставил три пальца и с плутовским видом загнул два.
– Это абсолютно излишне, – сказала Блу, но не сумела сдержать улыбку.
– Жизнь – театр, – заметил Генри.
Он загнул средний палец и изобразил на лице преувеличенный ужас.
Блу заорала:
– Сдохни, тварь!
– НУ И ПОДУМАЕШЬ! – крикнул в ответ Генри чуть истеричнее, чем требовала роль.
Он попытался лихо сорваться с места, однако забыл снять ручной тормоз и в результате вывалился с парковки довольно медленно.
Блу даже не успела обернуться, чтобы посмотреть на результат этой трехактной драмы. Она услышала очень знакомый шум. О нет…
Разумеется, прежде чем она успела оправиться после визита Генри, у обочины, прямо перед ней, остановился оранжевый «Камаро». Мотор слегка упрямился – «кабан» явно не так радовался жизни, как автомобиль, минуту назад занимавший площадку у пожарного гидранта, но в любом случае старался изо всех сил. И это столь же несомненно была машина Агленби, содержавшая ученика Агленби, как и только что отъехавший «Феррари».
До сих пор на Блу смотрела только половина толпы на автобусной остановке. Теперь на нее уставились все.
Ганси перегнулся с пассажирского сиденья. В отличие от Генри, у него, по крайней мере, хватило совести заметить общее любопытство. Он поморщился.
– Джейн, прости, но это не может ждать. Ронан только что позвонил.
– Ронан позвонил?
– Да. Мы нужны ему. Ты свободна?
Слова «БЛУ САРДЖЕНТ ЛИЦЕМЕРКА» были, несомненно, начертаны ее рукой. Блу подумала, что ей придется посвятить некоторое время самоанализу.
Стояла относительная тишина.
Процесс самоанализа уже пошел.
– Чертовы Воронята, – сказала Блу и села в машину.
33
Никто не мог поверить, что Ронан воспользовался мобильником.
У Ронана Линча было много привычек, которые раздражали его друзей и близких – сквернословие, пьянство, пристрастие к уличным гонкам, – но полная неспособность отвечать на телефонные звонки и присылать эсэмэски буквально сводила их с ума. Когда Адам познакомился с Ронаном и обнаружил, что тот питает крайнее отвращение к телефонам, он предположил, что за этим кроется какая-то история. Какая-то причина, по которой первой реакцией Ронана, даже в случае острой необходимости, было передать мобильник другому. Потом, когда Адам узнал его получше, он понял: дело, скорее, заключалось в том, что телефон не позволяет передавать позу. В девяноста процентах случаев Ронан выражал свои чувства с помощью языка тела, а мобильник этого не понимал.
