Мысли Адама подкатились вплотную к этому воспоминанию и шарахнулись.
Но он коснулся капота волшебной машинки и всё равно вспомнил тот случай. Ужасное предвкушение этой сцены было страшнее, чем сама сцена, поскольку оно длилось всё то время, пока Адам с ним боролся. Иногда было лучше просто сразу сдаться.
«Я сожалею о той минуте, когда выплюнул его в тебя», – сказал отец Адама. Он не кричал. Не злился. Просто констатировал факт.
Адам хорошо помнил ту секунду, когда до него дошло, что отец имеет в виду его, Адама. Он не расслышал, что ответила мать – только интонацию ее ответа, что-то вроде «Я тоже не так себе это представляла» или «Я хотела другого». Единственное, что он помнил в точности – машинку и слово «выплюнул».
Адам вздохнул. С ума сойти, некоторые воспоминания не исчезают с концами. В прежние времена – возможно, всего несколько месяцев назад – Адам вызывал бы это воспоминание вновь и вновь, и оно печально и навязчиво кружилось бы в голове. Поддавшись ему, он не знал бы, как остановиться. Но теперь, по крайней мере, он мог просто ощутить однократный укол, а потом задвинуть воспоминание подальше до следующего раза. Он так медленно покидал трейлер…
Скрипнула половица, в открытую дверь стукнули чьи-то костяшки. Адам поднял голову и увидел в дверном проеме Ниалла Линча. Нет, это был Ронан – на его лицо с одной стороны падал свет, а с другой тень. Он стоял с властным и спокойным видом, сунув большие пальцы в карманы джинсов, босиком, с кожаными браслетами на запястье.
Он без единого слова пересек комнату и сел на кровать рядом с Адамом. Когда Ронан протянул руку, Адам положил на ладонь машинку.
– Это старая, – сказал Ронан.
Он повернул переднее колесо, и снова заиграла музыка. Они сидели так несколько минут. Ронан рассматривал машинку и поворачивал по очереди каждое колесо, вызывая разные мотивчики. Адам наблюдал, как внимательно Ронан изучал все швы, полуприкрыв светлые глаза ресницами. Наконец он вздохнул, положил машинку на кровать рядом с собой и поцеловал Адама.
Давным-давно, когда Адам еще жил в трейлере, однажды он толкал газонокосилку по неопрятному дворику и вдруг понял, что где-то недалеко идет дождь. Он чуял земляной запах капель в пыли, а еще электрический, волнующий аромат озона. И видел смутную серую пелену воды, заслонившую горы. Он мог проследить путь дождя, направлявшегося к нему через обширное сухое поле. Эта завеса была тяжелой и мрачной, и Адам знал, что вымокнет, если останется на улице. Дождь шел издалека – Адаму хватило бы времени, чтобы убрать газонокосилку и спрятаться под крышу. Вместо этого, впрочем, он просто стоял и следил за приближением дождя. Даже в самую последнюю минуту, когда он уже слышал, как дождь прибивает траву к земле, Адам не двигался с места. Он закрыл глаза и позволил дождю намочить его до нитки.
Вот так и этот поцелуй.
Они поцеловались еще раз. И Адам ощутил нечто большее, чем просто губы Ронана.
Ронан отстранился, закрыв глаза, и сглотнул. Адам видел, как у него поднимается и опускается грудь, как хмурятся брови. Он чувствовал себя ярким, нереальным, фантастичным, как льющийся через стекло свет.
Он ничего не понимал.
Прошло немало времени, прежде чем Ронан открыл глаза – а когда открыл, выражение лица у него стало сложное. Он встал. Он по-прежнему смотрел на Адама, а Адам на Ронана, но оба молчали. Возможно, Ронан чего-то ждал, но Адам понятия не имел, что сказать. Он был магом – так говорила Персефона, и его магия соединяла между собой самые странные вещи. Но теперь он был слишком полон неясного белого света, чтобы провести хоть какую-то логичную параллель. Адам знал, что из всех возможных вариантов на свете Ронан Линч – самый трудный. Он знал, что Ронан – не то, с чем можно экспериментировать. Знал, что его губам по-прежнему было тепло. Знал, что поступил в Агленби в полной уверенности, что ему хочется лишь одного – убраться как можно дальше от этих мест и от всего, что здесь находилось.
Адам был уверен, что Ронан еще никогда и никого не целовал.
– Пойду вниз, – сказал Ронан.
34
Это была история, которую однажды рассказал Ниалл Линч – Ронан помнил ее смутно, но она ему всегда нравилась. Речь там шла про мальчика, который чертовски походил на Ронана (как все дети в рассказах Ниалла), и про одного старика, который чертовски походил на Ниалла (как все взрослые в рассказах Ниалла). Старик, кажется, был волшебником, а мальчик – его учеником, хотя Ронан, возможно, путал это с сюжетом фильма, который когда-то видел. Еще в рассказе Ниалла был волшебный лосось: он делал счастливым человека, который его съел. А может быть, мудрым, а не счастливым. В любом случае старик был слишком ленив, или занят, ну, или уехал по делам и не мог тратить время на рыбалку, поэтому он велел ученику отправиться к реке. Поймав лосося, мальчику следовало приготовить его и принести старику. Мальчик сделал, как ему велели, поскольку был не глупее старого волшебника, но, жаря лосося, он обжегся. Не успев спохватиться, он сунул обожженный палец в рот и получил волшебный подарок.
Ронан чувствовал, что, сам того не желая, ухватил счастье за хвост.
Он мог сделать что угодно.
– Ронан, старина, ты что там застрял? – крикнул Диклан. – Ужин готов!
Ронан стоял на крыше маленького сарая. Ему не удалось бы забраться выше за столь короткое время и без крыльев. Но он не опускал руки. Светлячки, елочные шары и сонный цветок, сияя, летали вокруг, то и дело проносясь мимо его лица, а он смотрел в испещренное розовыми полосами небо.
Через несколько секунд крыша застонала, застонал и Диклан, а потом старший брат подтянулся и встал рядом. Он стоял, глядя не на небо, а на то, что летало вокруг Ронана.
Диклан вздохнул.
– Ты, конечно, проделал тут большую работу.
Он протянул руку и схватил светлячка.
– Господи боже мой, Ронан, это ведь даже не насекомое.
Ронан опустил руки и взглянул на огонек, который поймал Диклан. Потом он пожал плечами.
Диклан выпустил огонек. Он завис прямо перед ним, освещая характерные резкие черты, тревожную складку между бровями, разочарование в углах губ.
– Он хочет поехать с тобой, – сказал Ронан.
– Я не могу взять с собой светящийся шарик.
– Подожди. Вот.
Он переступил с ноги на ногу, достал что-то из кармана и протянул на раскрытой ладони Диклану. Эта штука походила на долго бывшую в употреблении металлическую шайбу, сантиметров четырех в поперечнике, стимпанковое пресс-папье, часть какого-то странного механизма.
– Ты прав, эта штука гораздо меньше будет привлекать внимание, – иронически согласился Диклан.
Ронан резко стукнул по гайке, и из нее с шипением и искрами вырвалось облачко огненных шаров.
– Господи, Ронан! – Диклан торопливо отвернулся.
