Блу описала типичный день в доме номер 300 на Фокс-Вэй с гораздо меньшим удивлением и замешательством, чем недавно в машине, когда она рассказывала Ганси о своем нетипичном опыте – зрелище Артемуса, спрятавшегося в дерево. Блу описала горячую линию, очищение ауры в домах, круги медитации, раскладывание карт. Ее небрежное повествование очаровало родителей Ганси; если бы она попыталась нарочно им понравиться, это ни за что не удалось бы. Но Блу просто рассказывала, как они живут, и ни о чем не просила – и старшие Ганси пришли от нее в восторг.
В присутствии Блу младший Ганси с особой болью сознавал, как всё это выглядит ее глазами: старинные «Мерседесы» на подъездной дорожке, аккуратно подшитые брюки, гладкая кожа, ровные зубы, дорогие солнечные очки, шарфики от «Эрмес». Теперь он даже старую школу видел с точки зрения Блу. В прошлом он не счел бы ее особенно роскошной – здание не щеголяло отделкой, и Ганси назвал бы его аскетичным. Но, проведя некоторое время с Блу, он понял, что именно скудость украшений и заставляет старую школу выглядеть богато. Ганси не нуждались в том, чтобы держать в доме множество вещей, поскольку все предметы, которыми они владели, в точности соответствовали своему назначению. У них не было дешевой книжной полки, которую повесили на кухне, чтобы ставить на нее лишние тарелки. Не было стола, на который сваливали счета, швейные принадлежности и игрушки. Не было кастрюль и сковородок, которые громоздились на шкафах, не было крышек для туалетных бачков, приделанных к дешевым пластмассовым ведрам. Даже в этом обшарпанном школьном здании всё выглядело эстетично. Вот что делают деньги. Они помещают крышки на латунные бачки, лишние тарелки – за стеклянные дверцы, игрушки – в резные сундуки, кастрюли – на специальные железные стойки.
И Ганси от этого буквально корчило.
Он пытался перехватить взгляд Блу и Генри, чтобы понять, всё ли у них в порядке, но проблема с деликатностью в комнате, полной членов семьи Ганси, заключалась в том, что деликатность была их общим языком. Ганси не мог украдкой спросить, не нуждается ли кто-то из его друзей в спасении; кто-нибудь из родственников немедленно перехватил бы сообщение. Поэтому легкий разговор продолжался, пока обедающие не перешли на заднюю веранду. Генри и Блу сидели слишком далеко, чтобы сбросить им гуманитарную помощь.
Хелен специально села рядом с братом. Он буквально ел экстракт ванили ведерком.
– Директор Чайлд сказал, что ты немного запаздываешь с заявлением в колледж, – сказал мистер Ганси, подавшись вперед, чтобы разложить киноа по тарелкам.
Ганси принялся деловито извлекать мошку из своего стакана с холодным чаем.
Миссис Ганси отмахнулась от невидимой мошки – чисто из солидарности.
– А я думала, для насекомых уже слишком холодно. Видимо, где-то поблизости болото.
Ганси осторожно стер мертвую мушку о край стола.
– Я всё еще общаюсь с Дромандом, – продолжал мистер Ганси. – У него уйма связей на историческом факультете Гарварда, если ты продолжаешь об этом думать.
– О боже, нет, – вмешалась миссис Ганси. – Только Йель, разумеется.
– Что, как Эрлих? – Мистер Ганси негромко рассмеялся какой-то личной шутке. – Пусть это будет уроком всем нам.
– Эрлих – исключение из правил, – ответила миссис Ганси.
Они чокнулись бокалами в загадочном единении.
– Какие варианты у тебя уже есть? – спросила Хелен.
В голосе сестры слышалась опасность. Неуловимая для посторонних – но отец тут же расслышал ее и нахмурился.
Ганси моргнул.
– Пока никаких.
– Не помню, к какому моменту надо решить, – сказал мистер Ганси. – Но, кажется, довольно скоро?
– Время убежало от меня.
Он не мог напрямую сказать «теоретически я умру до того, как это всё будет иметь значение, поэтому я использую свободное время с другой целью».
– Я читал исследование, посвященное людям, которые после школы делают перерыв на год, – заявил Генри.
Он улыбнулся, глядя на тарелку, которую поставила перед ним миссис Ганси, и эта улыбка давала понять, что он бегло говорит на языке тонкостей.
– Якобы для таких, как мы, это полезно.
– А такие, как мы – это какие? – спросила миссис Ганси тоном, который намекал, что она наслаждается идеей сходства.
– Ну, чрезмерно образованные молодые люди, которые доводят себя до нервного срыва в погоне за совершенством, – ответил Генри.
Родители Ганси рассмеялись. Блу затеребила салфетку. Ганси был спасен, Блу оказалась в бедственном положении.
Впрочем, мистер Ганси заметил это и перехватил мяч, прежде чем тот коснулся земли.
– Я бы очень хотел, чтобы однажды ты, Блу, рассказала всем, что значит вырасти в семье ясновидящих. Ты можешь стать ученым, а можешь написать мемуары, и в любом случае это будет очень интересно. У тебя такой отчетливый голос, даже в устной форме.
– Да, да, я тоже заметила, очаровательные переливы, – радушно произнесла миссис Ганси.
Они превосходно умели действовать сообща. Отличный сейв, очко в пользу семейства Ганси, команда Добрых Чувств выигрывает.
Хелен сказала:
– Я чуть не забыла про брускетту – она сгорит. Дик, поможешь?
Команда Добрых Чувств внезапно распалась. Ганси вот-вот должен был понять, почему у него неприятности.
– Да, конечно, – ответил он. – Кому-нибудь что-нибудь нужно, раз уж я иду в дом?
– Если принесешь мой ежедневник, я буду очень признательна, – сказала мать Ганси. – Мне надо позвонить Мартине и убедиться, что она приедет вовремя.
Брат и сестра Ганси направились в дом. Хелен сначала вынула брускетту из духовки, а потом повернулась к Ганси. Она спросила:
– Помнишь, я сказала: «Предупреди меня, какого рода компромат существует на твоих дружков-приятелей, чтобы я могла всё уладить, прежде чем приедет мама»?
– Кажется, это риторический вопрос, – ответил Ганси.
Он принялся приправлять брускетту.
Хелен продолжала:
– Ты так ничего мне и не сообщил.
– Я посылал тебе вырезки о наших приколах из школьного бюллетеня.
– Но тем не менее забыл упомянуть, что ты подкупил директора.
Ганси перестал возиться с брускеттой.
– Ты это и правда сделал, – сказала Хелен, безошибочно читая его. Брат и сестра Ганси существовали на одной частоте. – И ради кого? Ради которого из своих друзей? Ради мальчишки из трейлера.
– Не надо его оскорблять, – решительно произнес Ганси. – Кто тебе сказал?
– Бумаги. Ты, между прочим, еще несовершеннолетний. Каким чудом ты убедил Брулио написать тебе этот документ? Я думала, что он типа папин поверенный.
– Папа тут ни при чем. Его деньги я не тратил.
