Ну, или Серый Человек мог просто застрелить Ломоньера.
Тогда он открыто объявил бы войну. Другие две части Ломоньера не оставили бы его поступок без внимания. Но, возможно, именно в войне это запутанное дело и нуждалось. Оно превратилось в опасную анархию переулков, подвалов, похищений, заказных убийств задолго до появления Серого Человека и всё больше выходило из-под контроля. Возможно, эта история нуждалась в ком-то, способном задать свои правила, сверху донизу, и призвать к порядку мелких суматошных королей. Но это было нелегко и могло занять годы, и ни при каких условиях Серый Человек, выбрав этот вариант, не смог бы остаться с Морой и ее семьей.
Ему пришлось бы увести опасность в другое место. Пришлось бы снова броситься в омут.
Серый Человек так сильно хотел остаться здесь, в Генриетте, где он начал отказываться от насилия. В Генриетте, где он снова научился чувствовать. В Генриетте, где он полюбил.
Прошла всего одна секунда.
Мора вздохнула.
И Серый Человек выстрелил в Ломоньера.
Он был королем.
46
Блу без особого труда поверила, что демон убил мать Ронана и постепенно убивал Кабесуотер. Когда они с Ганси вернулись со званого обеда – получив десятки звонков с мобильника Ронана и из дома номер 300 на Фокс-Вэй, – Блу показалось, что настал конец света. Кучи облаков ворчали над городом и в доме, где Серый Человек собирал те немногочисленные пожитки, которые он там оставил.
– Вы убьете демона, – сказал он им всем. – А я постараюсь уладить остальное. Может, однажды я вернусь.
Мора молча коснулась рукой его щеки.
Он поцеловал ее, обнял Блу и ушел.
Джими и Орла, как ни странно, тоже уехали. Мора сказала, что им не следует находиться на линии огня. Поэтому они отправились погостить к каким-то старым друзьям в Западной Вирджинии, пока не будет ясно, какая судьба ждет Генриетту и живущих в ней ясновидящих.
Все сеансы отменили, клиентов не было, горячая линия направляла звонки на голосовую почту.
Остались только Мора, Калла и Гвенллиан.
Казалось, настал конец всему.
Блу спросила у Адама:
– Где Ронан?
Адам вывел Блу и Ганси из дома на холод, двигаясь осторожно, чтобы не потревожить Бензопилу, которая сидела у него на плече, низко опустив голову. Машина Ронана стояла у обочины, чуть дальше по улице.
Ронан сидел неподвижно за рулем «БМВ», не сводя взгляда с какой-то точки на дороге. Свет играл на пассажирском сиденье, создавая иллюзию… нет, это была не иллюзия. Там сидел Ной, еле заметный и тоже неподвижный. Он и без того сутулился, но, бросив взгляд на швы над глазом у Блу, согнулся еще сильнее.
Блу и Ганси подошли к машине со стороны водительского места и подождали. Ронан не опустил окно, не посмотрел на них, поэтому Ганси взялся за ручку, обнаружил, что дверца не заперта, и открыл ее.
– Ронан, – сказал он.
И это прозвучало так ласково, что Блу чуть не заплакала.
Ронан не повернул головы. Его ноги покоились на педалях, руки лежали на руле. Лицо было довольно спокойное.
Страшно было думать, что он последний оставшийся здесь Линч.
Адам, стоявший рядом с Блу, судорожно задрожал. Блу обвила его рукой. У нее в голове не укладывалось, что, в то время как они с Ганси сидели за обедом, Ронан и Адам вместе бродили по миру кошмаров. Храбрые маги Ганси, оба пораженные ужасом.
Адам снова затрясся.
– Ронан, – повторил Ганси.
Ронан очень тихо ответил:
– Я жду, когда ты скажешь мне, что делать, Ганси. Куда ехать.
– Мы не можем ничего изменить, – сказал Ганси. – Я не могу ничего изменить.
Выражение лица Ронана осталось прежним. Ужасно было не видеть в его глазах ни огня, ни яда.
– Зайди в дом, – попросила Блу.
Ронан никак не отреагировал.
– Я знаю, что ничего не могу изменить. Я не дурак. Я хочу убить эту тварь.
Мимо проскрипела чья-то машина, объехав их, стоявших возле открытой дверцы, по широкой дуге. Другие люди были близко, они присутствовали, наблюдали. Ной, сидя в машине, подался вперед, чтобы взглянуть на Блу и Ганси. Лицо у него было несчастное; он прикоснулся к собственной брови в том месте, где у Блу чесался шов.
«Ты не виноват, – подумала девушка, обращаясь к нему. – Я на тебя не сержусь. Пожалуйста, перестань от меня прятаться».
– Я не позволю ему добраться до Мэтью, – сказал Ронан.
Он втянул воздух ртом и выпустил его через ноздри. Медленно и целеустремленно. Всё в нем было медленным и целеустремленным, раскатанным до состояния тончайшего контроля.
– Я почувствовал его во сне. Почувствовал, чего ему надо. Он уничтожает всё, что я приснил. И я этого не допущу. Я больше никого не хочу терять. Ты знаешь, как убить его.
Ганси ответил:
– Я не знаю, как найти Глендауэра.
– Знаешь, Ганси, – сказал Ронан, и впервые его голос дрогнул. – Я уверен, что знаешь. Когда соберешься за ним, я буду здесь. И я поеду, куда ты скажешь.
«Ох, Ронан».
Ронан по-прежнему не сводил глаз с дороги впереди. По его носу скатилась слеза и повисла на подбородке, но он даже не моргнул. Ганси ничего больше не сказал. Ронан взялся за дверную ручку, не глядя на нее, бездумным привычным движением, и потянул, заставив Ганси разжать пальцы. Дверца захлопнулась гораздо тише, чем Блу ждала от Ронана.
Они стояли там, возле машины друга, и никто не двигался и не говорил. Ветер гнал сухие листья по улице в ту сторону, куда смотрел Ронан. Где-то там находилось чудовище, пожирающее его сердце. Блу не хотела чересчур задумываться о деревьях Кабесуотера, подвергшихся нападению, иначе от тревоги ей было трудно даже держаться на ногах.
Она сказала:
– Там на заднем сиденье, кажется, коробка-переводчик? Мне она понадобится. Я хочу поговорить с Артемусом.
– Разве он не ушел в дерево? – спросил Адам.
– Да, – ответила Блу. – Но мы не раз говорили с деревьями.
Через пять минут она подошла к стволу бука, перешагивая через торчавшие из земли корни. Ганси и Адам отправились вместе с ней, но Блу дала им строжайший наказ оставаться во дворике, неподалеку от задней двери, и не приближаться. Дело касалось только Блу, ее отца и ее дерева.
Она на это надеялась.
Блу сбилась со счета, сколько раз она сидела под этим буком. В то время как у нормальных людей бывает любимый свитер или любимая песня, любимый стул или любимое блюдо, у Блу всегда было дерево на заднем дворе. Конечно, не только оно – она любила все деревья, – но этот бук с самого ее рождения оставался чем-то неизменным. Блу знала углубления в его коре, знала, насколько он вырастает каждый год, знала даже особенный запах листьев, когда они начинали распускаться весной. Она знала свой бук так же хорошо, как остальных обитателей дома номер 300 на Фокс-Вэй.
