Ганси умер.
– До свидания, – сказал Ной. – Не отказывайся.
И тихо покинул время.
66
Блу Сарджент сбилась со счета, сколько раз ей говорили, что она убьет своего любимого.
Ее родные торговали предсказаниями. Они читали карты Таро, проводили спиритические сеансы, разглядывали чайную гущу на блюдечке. Блу никогда не принимала в этом участия, разве что в одном важном смысле: ее предсказание было самым долгоиграющим.
«Если ты поцелуешь своего любимого, он умрет».
Большую часть жизни она гадала, как это будет. Все ясновидящие ее предостерегали. Не обладая ровным счетом никакими сверхъестественными способностями, Блу жила, впутанная в мир, где в равной мере присутствовали настоящее и будущее, и всегда, в определенном смысле, знала, к чему направляется.
Но только не теперь.
Теперь она смотрела на мертвое тело Ганси, в забрызганном дождем свитере, и думала: «Я понятия не имею, что происходит».
Кровь стекала с шоссе, и в нескольких метрах от машин приземлились вороны, чтобы поклевать ее. Все явные признаки демонической активности сразу исчезли.
– Заберем его… – начал Ронан, и ему пришлось напрячь все силы, чтобы договорить, точнее, прорычать: – Заберем его с дороги. Он не животное.
Они перетащили тело Ганси на зеленую траву у обочины проселка. Он по-прежнему казался абсолютно живым – после смерти прошло не больше двух минут. Нет особой разницы между сном и смертью, пока не начинаются проблемы.
Ронан склонился над ним – под носом и вокруг ушей у него по-прежнему было размазано что-то черное. Волшебный светлячок приземлился на грудь Ганси, против сердца.
– Просыпайся, гад, – сказал Ронан. – Ну же, сукин ты сын. Я не верю, что ты…
А потом он начал плакать.
Рядом с Блу стоял Адам, с сухими щеками и мертвыми глазами, но Девочка-Сирота держала его за руку, словно успокаивая плачущего, а он смотрел в никуда. На часах раз за разом выпрыгивала одна и та же минута.
Блу перестала плакать. Всё слезы она уже потратила.
До них донеслись звуки Генриетты – где-то завывала «Скорая помощь» или пожарная машина. Ревели моторы. Работал громкоговоритель. На соседнем дереве пели птички. Коровы начали двигаться вниз по склону – им было интересно, сколько люди там простояли.
– Не знаю, что делать, правда, – признался Генри. – Я не думал, что всё закончится так. Я думал, мы все поедем в Венесуэлу.
Его голос звучал насмешливо и прагматично, и Блу понимала, что для Генри это был единственный способ смириться с мертвым телом Ричарда Ганси, лежавшим в траве.
– Я не могу об этом думать, – честно сказала Блу.
Вообще-то она не могла думать ни о чем. Всё сразу остановилось. Будущее, целиком и полностью, впервые с рождения было ей неизвестно.
Нужно позвонить 911? Практические заботы о мертвых возлюбленных выстраивались перед Блу, и девушка поняла, что не в силах сосредоточиться ни на одной задаче.
– Я не могу… думать вообще. Как будто у меня на голове абажур. Я всё жду… не знаю чего.
Адам внезапно сел. Он ничего не сказал, просто закрыл лицо руками.
Генри рвано вдохнул.
– Нужно убрать машины с дороги, – сказал он. – Теперь, когда крови нет, другие поедут…
Он замолчал.
– Это неправильно.
Блу покачала головой.
– Ничего не понимаю, – продолжал Генри. – Я был абсолютно уверен, что это… всё изменит. Я не думал, что будет так.
– А я всегда знала, что всё закончится именно так, – сказала Блу, – но от этого мне не становится легче. И вряд ли когда-нибудь станет.
Генри переступил с ноги на ногу, посмотрел вдаль, но не сделал ни шагу по направлению к машине, несмотря на свои недавние опасения. Он взглянул на часы – как и у Адама, они беспокойно проигрывали одни и те же несколько минут, хотя не так суматошно, как прежде, – и повторил:
– Не понимаю. Для чего нужна магия, если не для этого?
– Для чего?
Генри вытянул руку над телом Ганси.
– Для того, чтобы он не умер. Вы сказали, что вы его маги. Ну так сделайте что-нибудь.
– Я – не маг.
– Ты только что убила его губами, – напомнил Генри и повернулся к Ронану. – Вон тот чувак приснил целую гору всякой фигни рядом с машиной! А этот спасся, когда с крыши на него упал шифер!
Адам сразу сосредоточился. Горе превратило его голос в лезвие ножа.
– Тут есть разница.
– Какая? Ты тоже нарушил правила!
– Одно дело – нарушать с помощью магии законы физики, – огрызнулся Адам. – И совсем другое – воскресить человека из мертвых.
Но Генри был неумолим.
– Почему? Он однажды уже ожил!
С этим невозможно было спорить. Блу сказала:
– Потребовалась жертва. Смерть Ноя.
– Так найдите еще одну.
Адам прорычал:
– Ты предлагаешь себя?
Блу, впрочем, понимала его гнев. В этой ситуации надежда была невыносима.
Настало молчание. Генри вновь посмотрел на дорогу. Наконец он произнес:
– Будьте магами!
– Заткнись, – неожиданно сказал Ронан. – ЗАТКНИСЬ! Я не выдержу. Лучше отстань.
Генри отошел на шаг, так горяч был гнев Ронана. Все замолчали. Блу не отрываясь смотрела на время, подергивавшееся на часах Генри. Чем дальше в прошлое уходил поцелуй, тем менее лихорадочными становились эти скачки, и Блу подумала со страхом: что будет, когда оно полностью вернется к норме? Казалось, тогда Ганси умрет окончательно…
Минутная стрелка затрепетала. И опять.
Блу уже устала жить без Ганси.
Адам, лежавший в траве, поднял голову. Он произнес тихим голосом:
– А Кабесуотер?
– Что Кабесуотер? – спросил Ронан. – Ему теперь не хватит сил, чтобы помочь.
– Знаю, – ответил Адам. – Но если ты попросишь… он может умереть за него.
67
В зависимости от того, с чего начать, речь в этой истории шла о Кабесуотере.
Кабесуотер не был лесом. Он был сущностью, которая – так уж случилось – прямо сейчас выглядела как лес. Эта особенная магия позволяла ему быть очень старым и очень юным одновременно. Он существовал всегда – и постоянно постигал себя. Он был вечно живым – и ждал возможности ожить опять.
Раньше он никогда не умирал намеренно.
Но его никогда и не просили.
«Пожалуйста, – сказал Грейуорен. – Amabo te».
