– Чего вы хотите от меня? – спросил мистер Грей.
Гринмантл ответил:
– Будь у нас машина времени, я бы велел вам отмотать назад и сделать то, о чем я просил с самого начала, но, увы, этот корабль ушел и уже не вернется. Не откроете вино? Я его всегда затыкаю пробкой. Нет? Ладно. Наверно, вы понимаете, что вам придется послужить примером.
Он пересек кухню и сунул печенье с сыром в рот Пайпер. Второе он предложил Серому Человеку, который отказался – и не опустил пистолет. Гринмантл продолжал:
– Ну, что подумают другие, если я позволю вам уйти безнаказанным? Ничего хорошего не выйдет. Поэтому, хоть мне и приятно было с вами работать, полагаю, что вас в конце концов все-таки придется уничтожить.
– Ну так застрелите меня, – бесстрашно сказал Серый Человек.
Этот тип был настоящим произведением искусства. Наемный убийца, портрет в интерьере. Но все его благородство лишь подтвердило то, что Гринмантл и так уже знал: в городе были вещи, которые Серый Человек считал более важными, чем собственная жизнь.
– Ох, мистер Грей. Дин. Ну зачем? Мертвых никто не помнит. Уж вы-то знаете, как это работает, – сказал Гринмантл и откусил еще сыра. – Сначала я просто поболтаюсь здесь. Поизучаю. Полюбуюсь видами. Выясню, где тут лучшие кафе, осмотрю достопримечательности, понаблюдаю за тем, как вы спите, разузнаю обо всем, что имеет для вас значение, найду женщину, в которую вы влюбились, придумаю наилучший способ уничтожить все вышеперечисленное публично и самым мучительным способом. И так далее, и тому подобное.
– Дай еще печеньку, только сыра поменьше, – попросила Пайпер.
Он дал.
Серый Человек сказал:
– Если вы собираетесь разрушить мою жизнь в любом случае, у меня нет никаких поводов не застрелить вас и Пайпер прямо сейчас.
– А, вы заговорили грубо, – произнес Гринмантл. – Как в старые добрые времена. Есть, конечно, еще один вариант, мистер Грей. Вы можете передать мне Грейуорен, как я и просил, потом мы снимем короткое видео о том, как вы отрубаете себе указательный палец, и поставим точку.
Он простер руки, словно богиня правосудия, держа в одной руке нож, а в другой кусок сыра.
– Или – или.
– А если Грейуорена нет?
Гринмантл сказал:
– Мы возвращаемся к варианту публичного уничтожения всего, что вам дорого. Второй вариант – американская мечта.
Серый Человек, казалось, задумался. Любой другой человек к этому моменту уже перепугался бы, но, возможно, у Серого Человека просто не было эмоций.
– Мне надо подумать.
– Конечно, – сказал Гринмантл. – Я дам вам неделю. Нет, девять дней. То есть три плюс три плюс три. А пока вы думаете, я продолжу изучать город. Спасибо, что заглянули.
Серый Человек отошел от Пайпер, не опуская пистолет, и исчез за дверью позади нее.
Некоторое время стояла тишина.
– Разве там не кладовка? – поинтересовался Гринмантл.
– Нет, придурок, это дверь гаража, – с привычной нежностью ответила Пайпер. – Из-за тебя я пропустила йогу. Что я скажу тренеру? Господи, в меня целились из пистолета. Кроме того, я давным-давно велела тебе выкинуть эти трусы. Они совсем растянулись.
– Да, – сказал Гринмантл. – Угадай почему.
Пайпер ушла, и на кухне остался только ее голос.
– Я устала от твоих хобби. Это худший отпуск в моей жизни.
15
Адам был в мастерской один.
Поскольку дождь шел весь вечер, внутри стемнело раньше времени. Углы гаража скрылись во мраке, который не могли рассеять флуоресцентные лампы. Адам, впрочем, провел тут столько времени, что его руки сами находили нужные предметы, даже если глаза их не видели.
Он стоял, нагнувшись над мотором старого «Понтиака», и компанию ему составляло грязное радио на полке. Бойд велел Адаму заменить прокладку головки, а потом запереть мастерскую. Ужинать, по словам Бойда, имели право старики – такие, как он. А монотонная возня с головкой предназначалась для юнцов типа Адама.
Работа была нетрудная, и Адам отчасти об этом жалел, поскольку ничем не занятый мозг продолжал лихорадочно работать. Даже когда он мысленно перечислил основные события американской истории двадцатых годов, повторяя материал к контрольной, у Адама осталось еще достаточно сил, чтобы подумать о том, что от стояния крючком болит спина, в ухо забилась смазка, этот заржавленный винт его бесит, скоро судебное слушание, остальные сейчас на силовой линии…
Адам задумался, правда ли Ганси и остальные отправились в такую погоду исследовать Куперс-Маунтин. Отчасти он надеялся, что нет, хотя изо всех сил пытался подавить недостойные чувства, которые испытывал в отношении друзей: позволяя им резвиться на свободе, он завидовал Ронану, завидовал Блу и ревновал Ганси к каждому из двух упомянутых лиц. Любая комбинация, которая не включала Адама, могла вызвать большую или меньшую степень дискомфорта, стоило ему дать себе волю.
Он не собирался этого делать.
«Не ссорься с Ганси. Не ссорься с Блу. Не ссорься с Ганси. Не ссорься с Блу».
Не было смысла напоминать себе, что не надо ссориться с Ронаном. Они бы непременно поссорились, просто потому что Ронан еще дышал.
Снаружи дул ветер, забрызгивая дождем маленькие, покрытые потеками окна мастерской. Сухие листья шуршали о стены и летели прочь. Стояло такое время года, когда могло быть и жарко и холодно. Ни лето ни осень. Промежуточное, пограничное время. Рубеж.
Переступив с ноги на ногу, чтобы дотянуться до мотора, Адам ощутил внизу дуновение холодного ветра, забравшегося под отворот штанины. Руки болели. Они облупились еще сильнее. В детстве Адам лизал тыльную сторону ладоней, не понимая, что в перспективе они делались только шершавее. От этой привычки трудно было отделаться. Даже сейчас он с трудом подавлял желание облегчить боль хоть на секунду.
Снаружи снова задул ветер, и листья зашелестели о стекло. В мастерской что-то зашевелилось и защелкало. Возможно, оседал мусор в ведре.
Адам потер плечо о щеку – и обнаружил, что она в смазке. Впрочем, не было смысла вытирать лицо, пока он не закончил работу.
В мастерской снова послышался какой-то щелчок. Адам замер, занеся гаечный ключ над мотором и касаясь затылком открытого капота. Что-то было не так, но он не мог понять, что именно.
Радио молчало.
Адам подозрительно взглянул на старый приемник. Он стоял в нескольких метрах от него, по ту сторону «Понтиака», пикапа и маленькой «Тойоты». Лампочка не горела. Возможно, приемник наконец умер.
Тем не менее Адам окликнул пустой гараж:
– Ной?
Обычно Ной никого не хотел пугать намеренно, но в последнее время он стал сам не похож на себя. Он был меньше Ноем и больше мертвым.
