В доме номер 300 на Фокс-Вэй стоял оглушительный шум. У Орлы была группа клиентов, у ее матери Джими тоже. Вдобавок Тринити – сестра Джими, или кузина, или подруга – привела в гости тысячу маленьких племянников, чтобы показать им, как варят мыло. В гадальной было тише всего.
– Скажи, стану ли я сиротой.
– Уйди, – велела Калла, нажимая кнопки на калькуляторе.
Они с Морой обычно занимались домашними финансами вместе – Калла, как положено взрослому человеку, управлялась с калькулятором, а Мора сидела по-турецки на ближайшем столе. Но теперь Моры не было.
– Я занята.
– То есть ты не знаешь, – сказала Блу. – Вот, наверное, в чем дело. Вы с Персефоной притворяетесь мудрыми, типа, «Блу сама должна найти дорогу в жизни» и все такое, но на самом деле вы просто понятия не имеете, что происходит.
– У меня расчеты, – заявила Калла. – А ты зануда. Отвали.
Блу схватила пригоршню бумажек и швырнула ей в лицо.
Калла взглянула на нее сквозь разлетающиеся счета и не тронулась с места.
Бумаги упали обратно на стол.
Блу и Калла смотрели друг на друга.
– Извини, – отступив, произнесла Блу. – Мне правда стыдно.
Она начала подбирать бумаги, но Калла схватила ее за руку.
– Не надо.
Блу совсем поникла.
Калла сказала:
– Послушай. Нам всем нелегко. Ты права. Мы никогда не могли заглянуть в Кабесуотер, а теперь нам еще труднее, потому что остались только двое. Нелегко прийти к согласию, когда нет арбитра, особенно когда весь смысл заключается именно в нем… – у нее изменилось лицо. – Вот что я тебе скажу: есть трое спящих.
– Ты это уже говорила. Все это говорили.
– Я думаю, твоя задача – разбудить одного из них. А задача Моры – НЕ разбудить другого.
– Две задачи, а спящих трое.
– Мы с Персефоной слегка расходимся во мнении по поводу существования третьей задачи.
Блу спросила:
– О каких задачах вообще идет речь? И что будет, когда мы их выполним? Наши фотографии наклеят на Доску почета в волшебном лесу и подпишут «Самые ценные сотрудники»?
– Нет. В конце концов все вернется к равновесию, и мы будем жить долго и счастливо.
– Круто звучит, но, во-первых, что делать с лишним спящим, и во-вторых, нельзя выполнить запрет. Как мама узнает, что ей удалось не разбудить кого не надо? В-третьих, по-прежнему предполагается, что Ганси скоро умрет? Потому что, в-четвертых, я представляю себе счастливый финал как-то иначе.
– Я жалею, что вообще об этом заговорила, – сказала Калла и принялась складывать счета стопкой.
– В-пятых, я больше не хочу ходить в школу.
– Ты ее не бросишь. Сожалею.
– Я не сказала, что бросаю школу. Просто у меня сейчас очень низкий уровень удовлетворения от того, что я делаю. Мораль упала. Войска не хотят штурмовать местный колледж.
Калла нажала еще одну кнопку на калькуляторе. Губы у нее приобрели весьма недовольный вид.
– Войскам не следует жаловаться человеку, который работал как проклятый, чтобы поступить в местный колледж.
– Тяжелое детство, игрушки, прибитые к полу, ага. Если ты имеешь в виду это, тогда…
– Нет, я имею в виду, что ты, Блу Сарджент, могла бы и задуматься, правда ли тебе все должны.
Пристыженная Блу фыркнула и встала.
– Ладно. Где список, который мы составили на дежурстве у церкви?
– От этого Ганси не станет менее мертвым.
– Калла.
– Кажется, в коробке на холодильнике.
Блу, глубоко разочарованная, выскочила из комнаты и подтащила к холодильнику стул сквозь толпу детишек, занятых приготовлением мыла. Разумеется, она нашла нужные записные книжки в коробке на самом верху. Забрав их все, Блу снова протолкалась через скопище трудолюбивых детей и вышла на задний двор.
Немедленно стало тише. Двор был пуст, не считая нескольких хризантем, ожидавших посадки, и огромного бука с раскидистой желтой кроной. И Серого Человека.
Он так тихо сидел на одном из шезлонгов, что Блу не заметила его, пока не собралась сесть на соседний.
– О! Извините. Вы хотите побыть один? Я могу уйти.
Лицо у него было задумчивое. Он указал почти полной бутылкой пива на второй шезлонг.
– Нет, это я пришел без разрешения. Мне следовало спросить, не против ли ты видеть здесь чужих.
Блу смущенно отмахнулась и села. Вечер пах лисами и сыростью, дождем и тлеющими кострами, в которых жгли листья. Некоторое время оба сидели молча – Блу листала записные книжки, а Серый Человек медитативно покачивал в руках пиво. Дул прохладный ветерок; Серый Человек безо всяких церемоний скинул пиджак и протянул его Блу.
Когда она набросила его на плечи, он спросил:
– Что это у тебя? Надеюсь, сонеты.
Блу побарабанила пальцами по страницам, размышляя, как бы объяснить.
– В мае мы ходим дежурить к церкви и видим духи людей, которые умрут в течение года. Мы спрашиваем, как их зовут. Если впоследствии они приходят на сеанс, мы даем им знать, что видели их мертвыми, чтобы они успели привести дела в порядок. Это список имен.
– Ничего не случилось?
– Нет, просто ресничка попала, – сказала Блу, вытирая правый глаз. – А что значит ваше выражение лица?
– Шок от обилия этических и духовных последствий.
– Да? – Блу нашла последний по времени список и подняла его над головой, чтобы на страницу упал свет из кухни. – О.
– Что?
Она обнаружила то, что искала: Джесси Диттли.
С ошибкой, но тем не менее.
Блу откинулась на спинку.
– Мы с Ганси встретили одного человека, и его имя показалось мне знакомым.
– И он в списке.
– Да. Проблема в том, что я не знаю, почему он умрет. То ли потому что мы вмешаемся в его жизнь, то ли потому что не вмешаемся. Или в любом случае.
Серый Человек оперся шеей на спинку шезлонга и посмотрел на низкие облака, в которых отражался свет городских огней.
– Судьба против простого предчувствия? Наверное, ты лучше разбираешься в том, как работает ясновидение.
Блу плотнее запахнула на себе пиджак, когда ветер взъерошил листья бука.
– Я знаю только то, что мне рассказали.
– И что тебе рассказали?
Ей нравилось, как он задавал вопросы. Он не столько нуждался в информации, сколько наслаждался ее обществом. Странно, но, сидя здесь с ним, а не с Каллой или Персефоной, Блу совершенно не ощущала одиночества или смущения.
