Возможно, он ошибался. Он вполне мог ошибиться.
«Я непостижим, Ронан Линч».
– Хочешь посмотреть, где тут моя работа? – спросил Ронан. Самым небрежным тоном.
– Конечно, – ответил Адам. Самым небрежным тоном.
Остановившись на мгновение, чтобы повесить фонарик на столб забора, Ронан повел Адама по мокрым полям к амбару, в который они уже когда-то заходили. Еще до того как Ронан открыл тяжелую ржавую дверь, Адам знал, что увидит внутри – и, разумеется, там было большое стадо коров, всех возможных цветов. Как и остальные живые существа в амбарах, они спали. Ждали.
Свет в сарае был тусклым, коричневым, он пробивался сквозь заросшие грязью окна под высоким потолком. Пахло чем-то теплым, живым, знакомым – шерстью, навозом, влажностью. Кем надо быть, чтобы приснить целое стадо? Неудивительно, что Кабесуотер не появлялся, пока Ниалл не умер. Даже беспечное состязание Ронана и Кавински истощило силовую линию настолько, что лес исчез. А это были безделушки, машины.
Но не целые поля, полные животных. Не выдуманная долина.
Вот почему они не могли отдать Гринмантлу даже поддельный Грейуорен. Жестокий Кабесуотер был в то же время на удивление хрупким.
Ронан открыл внутреннюю дверь; за ней находилась потрепанная комнатка. Повсюду лежала пыль, такая густая, что она уже превратилась в слой земли. На столе желтели ветеринарные справки и счета за корм. В мусорном ведре лежали старые банки из-под колы. На стенах висели всякие вырезки и распечатки – флаер на концерт какой-то ирландской фолк-группы в Нью-Йорке, картинка с изображением детей, бегущих по далекому старинному пирсу в какой-то далекой старинной стране. Все это настолько не походило на вещи, которые вешал над своим рабочим местом отец Адама, что Адам вновь задумался о чувствах Ронана. Такой человек, как он, считал такого человека, как Адам, кем-то достойным…
Ронан споткнулся и выругался. Он нашел выключатель, и над головой зажегся приятный флуоресцентный свет. Плафон был полон дохлых мух.
Когда стало немного светлее, Адам увидел протоптанные в пыли дорожки, которые вели от стола к стулу у стены. На стуле лежало одеяло – не пыльное – и он без труда вообразил силуэт молодого человека, спящего на нем. В этой картине было нечто удивительно грустное.
Ронан оттащил от стены железный ящик из-под инструментов и с ужасающим грохотом откинул крышку.
– Я пытаюсь разбудить папины грезы.
– Что?
– Они не умерли. Они спят. Если переправить их всех в Кабесуотер, они проснутся и пойдут себе. И вот я задумался – а если перенести Кабесуотер к ним?
Адам сам не знал, чего ожидал в качестве откровения, но точно не этого.
– К коровам.
– У некоторых людей есть родственники, Пэрриш.
Аврора была заключена в Кабесуотере. Разумеется, Ронан хотел, чтобы она могла приходить сюда. Адам, устыдившись, ответил:
– Извини. Я понял.
– И дело не только в этом. Мэтью… – Ронан очень красноречиво замолчал, и Адам понял. Еще один секрет, который тот пока не был готов открыть.
Покопавшись в ящике, Ронан повернулся. В руках он держал прозрачный стеклянный шар. Воздух внутри туманно поблескивал. Шар был красивый, вроде тех, что висят в саду или на кухне у какой-нибудь старой дамы. Адаму пришло на ум слово «безопасно». Совсем не в духе Ронана.
Тот поднес шар к свету. Воздух внутри перекатился от одной стенки к другой. Возможно, это был не воздух, а жидкость. Адам видел, как она отражалась в синих глазах друга. Ронан сказал:
– Это моя первая попытка.
– Ты его приснил.
– Естественно.
– Хм. А Кабесуотер?
Ронан как будто оскорбился.
– Я спросил разрешения.
Он спросил. Так просто. Словно ему не стоило никакого труда общаться с этой сущностью, которая появлялась перед Адамом исключительно с помощью шикарных и жестоких жестов.
– Во сне тут была заключена частичка Кабесуотера, – продолжал Ронан и произнес нараспев: – Если работает во сне, работает и в реале.
– А он работает? Дай короткую версию.
– Придурок. Нет. Не работает. Ни хрена не делает.
Ронан сунул шар обратно в ящик и стал вытаскивать другие неудавшиеся попытки. Все они выглядели загадочно. Сверкающая лента, клочок травы, продолжавший расти на куске торфа, раздвоенная веточка. Он позволил Адаму подержать кое-что в руках; на ощупь эти вещи казались странными. Слишком тяжелыми, словно притяжение действовало на них сильнее, чем обычно. И пахли они знакомо. Ронаном. Кабесуотером.
Если задуматься – или, точнее, не задумываться, – Адам чувствовал биение силовой линии в каждом из этих предметов.
– Мешок с песком у меня тоже был, – сказал Ронан, – но я его рассыпал.
Целые часы грез. Каждый день он ездил в Амбары, чтобы поставить машину, свернуться в кресле и в одиночестве заснуть.
– Почему именно здесь? Зачем ты ездишь за этим сюда?
Ронан бесстрастно ответил:
– Иногда мне снятся осы.
И тогда Адам это представил: Ронан просыпается на Монмутской фабрике, держа в руке принесенный из грез предмет, по одеялу ползают осы, а ничего не подозревающий Ганси спит в соседней комнате.
Нет, он не смог бы безудержно грезить на Монмутской фабрике.
«Одиночество».
– А ты не боишься, что как-нибудь повредишь себе? – спросил Адам.
Ронан фыркнул. Когда это он боялся за собственную жизнь? Но все-таки в его глазах было что-то такое. Рассматривая собственные руки, он признал:
– Я приснил ему пачку инъекторов. Во сне я постоянно изобретаю средства от укусов. Они у меня всегда с собой. Я кладу их в машину. Оставляю на Монмутской фабрике.
Адам ощутил яростную и жестокую надежду.
– А они работают?
– Не знаю. Нет способа проверить, пока не случится ЧП. И реванша не будет.
Ронан взял из ящика два каких-то предмета и встал.
– Так. Сейчас будет полевая практика. Пошли в лабораторию.
Одной рукой он прижимал к себе ярко-синее флисовое одеяло. Через другую Ронан перебросил лоскут мха, как официант – полотенце.
– Хочешь, я что-нибудь понесу? – спросил Адам.
– Блин, не надо.
Адам придержал для него дверь.
Выйдя из комнатки, Ронан некоторое время бродил между коровами, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на них повнимательнее, или наклоняясь, чтобы разглядеть клеймо. Наконец он добрался до коровы шоколадного цвета, с неровной полосой на дружелюбной морде. Он потолкал ее неподвижное тело мыском ботинка и объяснил:
– Работает лучше, если животное… ну, не знаю… чем-то отличается. Если похоже на то, что я мог бы приснить сам.
