– Какая щетка? Та, что побыстрее.
Он швырнул ее к прочим покупкам.
Обнаружение Гвенллиан как-то странно подействовало на мозг Адама. Сомнения давным-давно должны были его покинуть – после всего, что произошло с силовой линией и Кабесуотером, – но после экспедиции в пещеру Адам понял, что ему по-прежнему не верилось, будто Глендауэр спит где-то под горой. Но вот они нашли Гвенллиан, похороненную легендарным образом. И Адам лишился последних остатков скепсиса.
– Что теперь? – спросил он.
– Купим вольер. Блин. Ты прав. Не могу придумать другую тему для шуток.
– Во всяком случае, теперь, когда с нами Гвенллиан.
Ронан издал звук, который давал понять, что эту тему он не находит интересной.
– Будем делать то же, что и раньше. Она не играет никакой роли.
– Все играет роль, – заметил Адам, вспоминая уроки Персефоны.
Он подумал, не положить ли в тележку дезодорант, но засомневался, что имеет смысл покупать такую вещь для человека, который родился задолго до ее изобретения.
– Ганси нужен Глендауэр. А она – не Глендауэр, – начал Ронан и замолчал.
Он бросил в тележку пену для бритья, хотя не положил бритву. Возможно, это он взял для себя, а не для Гвенллиан.
– Но, может, пора остановиться, раз все так хорошо идет. У нас есть Кабесуотер. Зачем нам Глендауэр?
Адам вспомнил свое видение: Ганси, умирающий на земле.
Он сказал:
– Мне нужен подарок.
Ронан так резко остановился посреди прохода, что Адам чуть не врезался в него тележкой. Шесть лежавших в ней предметов покатились по дну.
– Да брось, Пэрриш. Ты до сих пор считаешь, что он тебе нужен?
– Я же не ставлю под сомнение то, что мотиви…
– Ля-ля-ля. Ладно. Я понял. Эй, глянь сюда, – сказал Ронан.
Оба посмотрели на красивую женщину, стоявшую в отделе садоводства в окружении трех работников магазина. Тележка у нее была полна рулонов полиэтилена, машинок для стрижки изгороди и разнообразных предметов, которые при желании можно было легко превратить в оружие. Мужчины держали лопаты и колья, которые не влезли в тележку. Им, видимо, очень хотелось помочь.
Это была Пайпер Гринмантл. Адам сухо сказал:
– По-моему, она не в твоем вкусе.
Ронан прошипел:
– Это жена Гринмантла.
– Откуда ты знаешь, как она выглядит?
– Я тебя умоляю. Вот о чем нам сейчас надо думать. Ты еще ничего не разузнал о нем?
– Нет, – ответил Адам – и солгал.
Он не умел игнорировать вопросы, после того как их задали, а Гринмантл был очень серьезным вопросом. Адам признался:
– Кое-что узнал.
– То есть много, – перевел Ронан, и не ошибся, потому что, как ни странно, ему было хорошо известно, как действовал Адам. Вполне возможно, что и Адам всегда это сознавал, но предпочитал считать свою натуру – особенно самые неприглядные ее части – непроницаемой.
Бросив последний взгляд на супругу Гринмантла, они направились к кассе. Ронан достал карточку, даже не глянув на сумму – «когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь», – а затем они вышли на залитую вечерним солнцем улицу. До Адама дошло, что он по-прежнему толкает тележку, в которой лежит один-единственный пакет. Он подумал – наверное, надо было купить что-то еще. Но ему в голову не приходило, что именно.
Ронан ткнул в тележку.
– Залезай.
– Что?
Ронан продолжал указывать в тележку.
Адам сказал:
– Отвяжись. Это магазинная парковка.
– Не порти мне настроение, Пэрриш.
Когда мимо них прошла какая-то старушка, Адам вздохнул и забрался в тележку. Чтобы поместиться в ней, ему пришлось подтянуть колени к груди. Он прекрасно сознавал, что дело, скорее всего, закончится ссадинами.
Ронан ухватился за ручку с упрямой концентрацией мотогонщика и прикинул расстояние между ними и «БМВ», стоявшим в дальнем углу парковки.
– Как по-твоему, какой тут наклон?
– На троечку с плюсом. Может, на четверку. Не знаю. Градусов десять, – Адам ухватился за бока тележки, а потом передумал и обхватил руками себя.
Жестоко улыбнувшись, Ронан оттолкнулся от тротуара и побежал к «БМВ». Когда тележка набрала скорость, он выкрикнул веселое и ужасное ругательство и сам запрыгнул внутрь. Они неслись в сторону «БМВ», и Адам понял, что Ронан, как обычно, не намерен останавливаться до того, как произойдет что-то ужасное. Он заслонил нос ладонью – в ту самую секунду, когда тележка отскочила от бока машины. Она покачнулась раз, другой, а затем потерпела крушение и завалилась на бок. Она продолжала скользить по асфальту, и пассажиры скользили вместе с ней.
Наконец все трое остановились.
– О боже, – произнес Адам, щупая ссадину на локте. Впрочем, все закончилось не так скверно. – Боже, боже. Мне чуть зубы не вышибло.
Ронан лежал на спине, в нескольких шагах от него. У него на груди покоился тюбик зубной пасты, рядом валялась перевернутая тележка. Он казался абсолютно счастливым.
– Расскажи мне, что ты выяснил насчет Гринмантла, – потребовал Ронан, – и тогда я начну видеть сны.
Адам встал, пока его не переехали.
– Когда?
Ронан ухмыльнулся.
30
– Прелестный дом. Столько стен. Очень, очень много стен, – сказал Мэлори, когда Блу вошла в гостиную.
Подушки на кушетке с благодарностью поглотили его. Пес неподвижно лежал на полу рядом, скрестив лапы, и взирал на мир с осуждением.
За закрытой дверью гадальной на мгновение послышался голос Ганси, а затем его заглушила Калла. Они спорили с Персефоной, ну или разговаривали, в то время как она сидела в той же комнате. Трудно было понять разницу.
– Спасибо, – сказала Блу.
– Где эта безумная женщина?
Блу только что закончила стаскивать с матраса на чердаке все пожитки Нив, чтобы устроить там Гвенллиан. От рук девушки по-прежнему пахло, во-первых, травами, которые Нив использовала для прорицаний, а во-вторых, травами, которые использовала Джими, чтобы изгнать запах трав, которые использовала Нив.
– Там, на чердаке. Вы правда думаете, что она дочь Глендауэра?
– Не вижу повода этому не верить, – сказал Мэлори. – И на ней действительно платье соответствующего периода. Конечно, нелегко это осмыслить. Как жаль, что нельзя напечатать статью в журнале! То есть, наверное, можно, будь я готов к тому, что моя карьера однозначно завершится.
– И почему она не может изъясняться прямо? – спросила Блу. – Гвенллиан говорит, это мой отец связал ее и уложил спать… но она уверяет нас, что не спала. Но это невозможно, так ведь? Как можно оставаться шесть столетий живой и бодрствующей?
