– А почему он ищет Персефону?
– Он думает, с ней случилось что-то плохое.
– Где она? Она сказала тебе, куда пошла?
Калла устремила на Блу испепеляющий взгляд. Ну конечно. Персефона никогда никому ничего не говорила.
– Ладно, – сказала Блу.
Калла закрыла за ними дверь гадальной и жестом велела Блу сесть рядом с Адамом.
Тот открыл глаза. Блу не знала, о чем его спросить, а он просто слегка качнул головой, как будто сердился на себя, или на Персефону, или на весь мир.
Калла уселась напротив и взяла Адама за руку. Она приказала Блу:
– Возьми другую. Я буду его удерживать, а ты усиливать.
Блу и Адам переглянулись. Они не держались за руки со времен разрыва. Блу положила руку на стол, и Адам сплелся с ней пальцами. Осторожно. Ненавязчиво.
Блу сжала их.
Адам сказал:
– Я…
И замолчал. Он смотрел в гадальную миску краем глаза, не напрямую.
– Ты – что? – уточнила Калла.
Он договорил:
– Я вам доверяю.
Блу стиснула его руку чуть крепче. Калла сказала:
– Мы тебя не оставим.
Миска замерцала, и он посмотрел в нее.
Адам смотрел и смотрел, свечи мигали, и Блу уловила момент, когда его тело выпустило душу, потому что в ту секунду отражение свечей в миске сделалось странным, а пальцы Адама обмякли в ее руке.
Блу внимательно посмотрела на Каллу, но та продолжала сидеть, как прежде, держа светлую руку Адама в своей темной, вскинув подбородок и устремив на юношу внимательный взгляд.
Его губы двигались, словно он говорил сам с собой, но с них не слетало ни звука.
Блу задумалась, каким образом усиливает его транс, заставляя Адама погружаться глубже в эфир. Адам теперь блуждал, оторвавшись от своего тела и разматывая нить, которая прикрепляла душу к оболочке. Калла цеплялась за конец этой нити, а Блу гнала Адама дальше.
Он нахмурился. Его губы разомкнулись, глаза сделались совершенно черными – черными, как зеркальная поверхность миски. То и дело в них появлялись три изогнутых язычка пламени, отражавшиеся в воде. Но иногда в одном глазу их было два, а в другом только один, или три в одном и ничего в другом, или по три в обоих… а потом темнота.
– Нет, – шепотом сказал Адам.
Его голос звучал непривычно. Блу со страхом вспомнила ту ночь, когда наткнулась на Нив, гадавшую среди корней бука.
И вновь она посмотрела на Каллу.
Но та по-прежнему оставалась спокойна и внимательна.
– Мора? – позвал Адам. – Мора?
Он произнес это голосом Персефоны.
«Я не выдержу», – вдруг подумала Блу. Ее душа не могла этого вынести. Она боялась.
Свободной рукой Калла потянулась через стол и сжала руку Блу. Теперь они сомкнулись в кольцо вокруг гадальной миски.
Адам дышал рывками, медленно.
«Только не это».
Блу почувствовала, как шевельнулась Калла, крепче стискивая руку Адама.
– Нет, – повторил он, уже своим собственным голосом.
Пламя в его глазах стало огромным.
Затем они снова почернели.
Он не дышал.
Мгновение в комнате стояла тишина. Две секунды. Три.
Свечи в гадальной миске погасли.
– ПЕРСЕФОНА! – закричал Адам.
– Давай! – велела Калла, выпустив руку Блу. – Отпусти его!
Блу разжала пальцы, но ничего не произошло.
– Рви! – рыкнула Калла. – Я знаю, ты это умеешь. А я притащу его обратно!
Она прижала большой палец свободной руки к середине лба Адама, а Блу принялась отчаянно вспоминать, каким образом она отключила Ноя, там, на Монмутской фабрике. Но одно дело – выдернуть вилку из розетки, когда Ной швырялся разными вещами. И другое – когда она смотрела на неподвижную грудь и пустые глаза Адама. Совсем другое – когда его плечи обмякли, а лицо уткнулось в подставленные руки Каллы, не позволившей ему упасть в гадальную миску…
«Он доверяет нам. Он никому не доверяет, но доверяет нам. Он доверяет тебе, Блу».
Она вскочила и возвела стены. Чтобы укрепить их, она попыталась представить яркий свет, льющийся сверху, но в присутствии безжизненно распростертого на другом конце стола тела Адама это было трудно. Калла хлопнула его по щеке.
– Очнись, сукин сын! Вспомни свое тело!
Блу повернулась к ним спиной.
Закрыла глаза.
И сделала это.
Настала тишина.
Потом включилась лампа над головой, и голос Адама произнес:
– Она здесь.
Блу развернулась.
– Что значит «здесь»? – спросила Калла.
– Здесь, – повторил Адам, оттолкнулся и встал. – Наверху.
– Но мы искали в ее комнате, – сказала Калла.
– Не в комнате, – Адам нетерпеливо помахал рукой. – Выше… какое тут самое высокое место?
– Чердак, – ответила Блу. – Но что ей там делать? Гвенллиан?..
– Гвенллиан на дереве на заднем дворе, – сказала Калла. – Общается с птицами, которые ее ненавидят.
– На чердаке есть зеркала? – спросил Адам. – Какое-то место, куда она могла отправиться на поиски Моры?
Калла выругалась.
Она распахнула дверь чердака и влетела туда первая. Адам и Блу следовали за ней. Остановившись на пороге, Калла сказала:
– Нет.
Блу проскочила мимо нее.
В промежутке между зеркалами она увидела груду кружев, ткани и…
Персефону.
Адам бросился к ней, но Калла схватила его за руку.
– Нет, идиот. Не вздумай оказаться между ними! Блу, стой!
– Я рискну, – ответила та.
И опустилась на колени рядом с Персефоной. Нельзя было нарочно упасть так, как лежала она – на коленях, с заведенными назад руками и задранной головой (ее подбородок покоился на ножке зеркала). Черные глаза смотрели в никуда.
– Мы ее вернем, – сказал Адам.
Но Калла уже плакала.
Блу, совершенно не заботясь о внешнем достоинстве, подхватила Персефону под мышки и потащила прочь легкое, не сопротивляющееся тело.
Они вернут ее. Как и сказал Адам.
Калла упала на колени и закрыла лицо руками.
– Хватит, – дрогнувшим голосом велела Блу. – Иди сюда и помоги.
Она взяла Персефону за руку. Та была холодной, как стены пещеры.
Адам стоял, обхватив себя руками, с вопросом в глазах.
