– Нет-нет, – возразил Мэлори. – Это Пес. Он мой.
Они уставились на Пса. На нем был аккуратный синий жилет, гласивший, что это полезное животное, но без подробностей.
– Ну ладно, – сказал Ганси.
Он избежал еще одного многозначительного взгляда Ронана. Выйдя из терминала, они остановились, чтобы Мэлори мог снять с Пса жилет, а потом понаблюдали, как Пес облегчился на стойку такси.
Ронан поинтересовался:
– Зачем он вообще нужен?
Черепаший рот Мэлори сжался.
– Это служебная собака.
– И какую службу она исполняет?
– Я попрошу, – заметил Мэлори.
Ганси избежал третьего многозначительного взгляда – одновременно от Адама и Мэлори.
Они добрались до машины, которая ничуть не увеличилась с той минуты, как они въехали в терминал. Ганси терпеть не мог сталкиваться настолько в лоб с последствиями собственной глупости. «Дамы и господа, сейчас я возьму этот «Камаро» образца 1973 года…»
Вытащив из багажника запаску, Ганси оставил ее у фонарного столба. Цена визита Мэлори.
«…и вмещу в него пять человек, собаку и чертову уйму багажа».
Совершив этот фокус, он забрался за руль. Пес тревожно пыхтел. Ганси знал, каково ему.
– Можно его погладить? – спросила Блу.
– Да, – ответил Мэлори. – Но ему не понравится. Он очень нервничает.
Ганси позволил себе обменяться с Блу многозначительными взглядами в зеркале заднего вида, пока выруливал на шоссе.
– Кормили в самолете просто ужасно. Удивительно, что экипаж еще не поумирал от язвы желудка, – сказал Мэлори.
Он так внезапно хлопнул Ганси по плечу, что тот подпрыгнул от неожиданности. Пес тоже.
– Ты слышал про гобелен, который англичане захватили в Мауддви?
– Гобелен. А… О… На нем были вышиты женщины с красными руками. Наверное, англичане решили, что это флаг, – сказал Ганси.
– Да, да, тот самый. Ты умница!
Ганси подумал, что это не более чем результат упертой семилетней учебы, но тем не менее оценил комплимент. Он повысил голос, чтобы включить в разговор заднее сиденье.
– На самом деле это очень интересно. Англичане преследовали людей Глендауэра, и, хотя тем удалось скрыться, противнику достался этот кусок старинной ткани. Флаг или что-то такое. Красные руки вызывают особый интерес, потому что есть такая штука – Мэб Дароган, легендарный титул. Так называли короля Артура, Левеллина Великого и, разумеется, Оуэна Лаугоха…
– Ну конечно, – саркастически отозвался Ронан. – Конечно, Оуэн Лаугох.
– Прекрати, – сказал Адам.
– Полоса кончается, – заметила Блу.
– Да, – ответил Ганси и повернул. – Короче говоря, Мэб Дароган – это такой валлийский «Сын Судьбы».
Мэлори перебил:
– Чертовы поэты. Гораздо проще втянуть людей в восстание, если внушить им, что сражаются на стороне полубога или избранного. Никогда не доверяйте поэтам. Они…
– Флаг был уничтожен, кажется? – вмешался Ганси. – Ох, простите, я вас перебил.
– Пустяки, – сказал Мэлори – видимо, все и правда было в полном порядке.
Это выдергивание нитей из тугой ткани истории объединяло их. Ганси с облегчением осознал, что их дружба осталась нетронутой, просто она покоилась на совершенно ином основании, нежели отношения с теми, кто сидел сейчас на заднем сиденье. Когда мимо пронеслась какая-то «Хонда» и ее пассажиры показали Ганси средний палец, профессор продолжал:
– Действительно, флаг считался уничтоженным. Точнее, сменившим назначение. Скидмор писал, что из него нашили ночных рубашек для Генриха Четвертого, хотя я не нашел, откуда он это взял.
– Ночных рубашек! – воскликнула Блу. – Почему?
Ганси ответил:
– Для большего посрамления.
– Ганси, никто здесь не знает, что это такое, – заметил Адам.
– Позор, – объяснил Мэлори. – Унижение. Все равно что летать на самолете. Но вообще-то этот гобелен обнаружили не далее чем на прошлой неделе.
Ганси конвульсивно дернул руль.
– Да вы шутите!
– Он в ужасном состоянии – ткани вообще плохо сохраняются, как тебе известно. Ученым потребовалось много времени, чтобы разобраться, что это такое. Остановись вон там, Ганси, и я тебе покажу. Благодаря счастливому стечению обстоятельств ткань нашли под каким-то сараем в Киртлинге. Наводнение проточило широкий проход в пахотном слое, и обнажился край старого фундамента. Пришлось снять несколько метров почвы.
Адам спросил:
– И вода не уничтожила флаг?
Профессор повернулся к нему.
– В том-то и дело! Физика сделала финт ушами, и вода не наполнила фундамент, а почему-то пробила себе русло чуть выше по холму. Отвечаю на ваш незаданный вопрос: да! Сарай стоит на силовой линии.
– Именно это я и хотел спросить, – заявил Ронан.
– Ронан, – сказала Блу, – прекрати.
Ганси краем глаза заметил в зеркальце, что Адам смеется.
Он остановился на парковке у задрипанной бензоколонки. Мэлори достал откуда-то старый цифровой фотоаппарат и принялся перебирать снимки.
– Теперь говорят, что наводнение случилось из-за сильнейшей грозы и все такое. Но люди, которые были там, говорят, что стены сарая источали слезы.
– Слезы! – воскликнула Блу.
Трудно было понять, в восторге она или в ужасе.
– А вы как думаете? – спросил Ганси.
В ответ Мэлори просто вручил ему фотоаппарат. Ганси взглянул на экран.
– О, – сказал он.
На фотографии был полусгнивший кусок ткани с тремя женщинами в простых платьях, какие носили задолго до Глендауэра. Они стояли в одинаковых позах, воздев руки с кроваво-красными кистями на уровень головы, и, видимо, приветствовали великого короля.
И у каждой было лицо Блу Сарджент.
«Невероятно».
Но нет. В последнее время вероятно было все. Ганси увеличил фотографию, чтобы рассмотреть получше. На него глянули большие глаза Блу. Стилизованные, да, но, тем не менее, сходство было разительное: ее сомневающиеся брови, ее любопытный рот. Ганси прижал к губам костяшку пальца. В ушах у него гудели осы.
На Ганси вдруг нахлынули чувства – этого не случалось уже давно. Он вспомнил голос, который звучал у него в голове в тот день, когда он спасся. «Ты будешь жить благодаря Глендауэру. Кто-то сейчас умирает на силовой линии, хотя не должен, а ты будешь жить, хотя не должен». Ганси переполняло желание увидеть Глендауэра своими глазами, коснуться руки короля, встать перед ним на колени, поблагодарить его, быть им…
