Блу вошла в гостиную; ее угловатое отражение появилось на тускло блестящей поверхности стола. Не отрываясь от карт, Мора энергично сжала руку дочери и наугад вытащила карту.
– Ага.
На нее смотрел паж кубков – карта, которая, по словам Моры, напоминала ей Блу. На этой карте был нарисован румяный юноша, державший усыпанную драгоценными камнями чашу. Кубки символизировали отношения – любовь и дружбу, а паж означал новые, назревающие возможности. Эту историю Блу слышала слишком часто. Она прекрасно знала, что мать сейчас воскликнет: «Посмотри, какой потенциал!»
Она заранее перебила:
– Когда этот потенциал наконец превратится во что-то реальное?
– Ох, Блу.
– Не надо, – предупредила Блу и выпустила руку матери. – Я просто желаю знать, когда он перестанет быть потенциалом и сделается чем-то большим.
Мора быстро сунула карту обратно в колоду.
– Ты хочешь услышать то, что тебе понравится, или правду?
Блу фыркнула. Ей был нужен только один ответ.
– Возможно, ты уже и есть нечто большее. Ты одним своим присутствием делаешь сильнее других экстрасенсов. Может быть, сила, которую ты пробуждаешь в людях, и есть твое «нечто большее».
Блу всю жизнь знала, что она – раритет. Ей нравилось приносить пользу. Но этого было недостаточно. Ее душа утверждала, что «нечто большее» выглядит иначе.
Она холодно отозвалась:
– Я не собираюсь всю жизнь играть вторую скрипку.
В коридоре Орла повторила сладким, как нектар, голосом Ганси:
– «Я не собираюсь играть вторую скрипку». Ну так перестань тусить с миллионерами.
Мора гневно зашипела.
– Орла, тебе совсем нечем заняться?
– Неважно. Мне пора на работу, – сказала Блу, пытаясь не впускать глубоко в сознание слова двоюродной сестры.
Но она действительно выглядела круче в школе, чем в окружении экстрасенсов и богатых ребят.
«Нет, – подумала Блу. – Нет, дело не в этом. Главное – что я делаю, а не кто я такая».
Впрочем, утешение было слабое. Она тосковала по тем временам, когда Адам, самый бедный из этой компании, больше походил на нее. А теперь Блу казалось, что она вынуждена что-то доказывать. Остальные были Силой, а она – Находчивостью, ну или чем-то типа того.
Мать помахала ей картой на прощание.
– Пока. Придешь к ужину? Я приготовлю кризис среднего возраста.
– О. Не откажусь от кусочка. Если тебя не затруднит.
Добравшись до «Нино», Блу обнаружила, что Ганси, Адам, Ной и Ронан уже заняли один из больших столов в дальнем конце зала. Раз она не могла прийти к ним, они перенесли дискуссию о Глендауэре к ней.
«Ха! – подумала Блу. – Вот тебе, Орла!»
Адам и Ганси сидели на потрескавшейся оранжевой скамье у стены, Ной и Ронан – на стульях напротив. В пятне света, под зеленой лампой, стояла деревянная коробка. Ее окружали груды словарей иностранных языков.
Сделав над собой некоторое усилие, Блу вызвала в памяти тот первый раз, когда увидела этих ребят. Тогда они были не просто незнакомцами, но и врагами. Теперь она едва могла припомнить, как смотрела на них в тот день. Каким бы ни был ее кризис личности, корни его явно крылись дома, а не в них.
Кто мог это предвидеть?
Блу поставила на стол кувшин чая со льдом.
– Что это?
– А, Джейн! – весело сказал Ганси.
Адам ответил:
– В ящике сидит волшебник.
– Это твоя домашняя работа, – добавил Ной.
– Он встречается с твоей девушкой, – закончил Ронан.
Блу нахмурилась.
– Вы что, все пьяные?
Они не обратили внимания на ее вопрос и принялись возбужденно демонстрировать ей принципы работы загадочного ящика. Блу, впрочем, удивилась гораздо меньше любого нормального человека, обнаружившего перед собой волшебный ящик-переводчик. Намного сильнее ее впечатлило, что у парней хватило предусмотрительности принести словари.
– Мы хотим убедиться, что он всегда переводит правильно, – объяснил Ганси.
– Подождите, – сказала Блу.
Она оставила их, чтобы принять заказ у парочки за столиком номер четырнадцать. Оба хотели чаю со льдом. «Нино» незаслуженно славился своими чаями – даже вывеска в окне гласила, что здесь подают лучший в Генриетте чай со льдом, – хотя Блу была готова поклясться, что процесс приготовления чая совершенно ничем не примечателен. «Воронята падки на рекламу», – подумала она.
Вернувшись, она облокотилась на стол рядом с Адамом, и тот коснулся ее запястья. Блу не знала, как реагировать. Коснуться его руки в ответ? Подходящий момент прошел. Она выругала себя за то, что тело не подсказало ей правильный вариант.
Блу спросила:
– А это что за язык, кстати?
– Мы не знаем, – сказал Ганси, с соломинкой во рту. – Почему чай здесь такой вкусный?
– Я в него плюю. Дайте посмотреть.
Девушка взяла коробку. Та оказалась тяжелой, как будто внутри была набита механизмами. Вообще эта штука напоминала тетрадь Ганси, посвященную Глендауэру. И выглядела она роскошно – вовсе не то, чего Блу ожидала от Ронана.
Осторожно трогая гладкие, прохладные колесики, она выложила на английской стороне коробки собственное имя. Кнопки вдавились, и колесики на других сторонах тоже задвигались, бесшумно и плавно.
Блу медленно перевернула ящик и прочитала на каждой стороне по очереди: celea. С одного бока было пусто.
Ганси перечислил, поочередно указывая на слова:
– Латинский, коптский, санскрит, что-то незнакомое… а здесь должен быть греческий. Странно, что ничего нет, да?
Ронан презрительно ответил:
– Ничего странного. У древних греков не было слова для обозначения синего
[1].
Все уставились на него.
– Какого черта, Ронан? – спросил Адам.
– Уму непостижимо, – задумчиво произнес Ганси, – отчего твои контрольные не содержат ни намека на столь прекрасное классическое образование.
– Преподы задают не те вопросы, – ответил Ронан.
Дверь ресторана открылась. Блу должна была принять и посадить новоприбывших, но она продолжала стоять у стола и, нахмурившись, изучала коробку.
Наконец она сказала:
– Я могу задать нужный вопрос. Что это за язык на той стороне?
Ронан раздраженно взглянул на нее.
Ганси склонил голову набок.
– Мы не знаем.
