– С ним всё так плохо?
Мора пощелкала языком.
– Калла любит драму. Крушение! Если поезду нужно столько времени, чтобы сойти с рельсов, я бы не стала называть это крушением. Скорее, падением.
Сверху донесся радостный смешок Каллы.
– Ненавижу вас обеих, – сказала Блу, когда мать засмеялась и поскакала по лестнице вслед за Каллой. – Если не ошибаюсь, вы должны использовать свои способности во благо!
Спустя некоторое время Адам, не поднимая глаз, заметил:
– Мне вообще-то всё слышно.
Блу горячо надеялась, что он имел в виду только разговор с Морой и Каллой, а вовсе не кухонную беседу с Ганси.
– А ты считаешь себя крушением поезда?
– Это значило бы, что изначально я стоял на рельсах, – ответил Адам. – Так мы поедем в Кабесуотер, когда Ронан освободится?
Ганси появился в дверях рядом с Блу и потряс пустой бутылкой.
– Всё честно, – проговорил он тоном, который намекал, что он выбрал экологичный кофейный напиток исключительно для того, чтобы иметь возможность сказать об этом Блу и услышать в ответ: «Молодец, типа, бережешь окружающую среду».
Блу сказала:
– Не забудь выкинуть бутылку.
Он ослепительно улыбнулся и стукнул кулаком по косяку.
– Да, Пэрриш. Мы отправляемся в Кабесуотер.
14
Спросите кого угодно. Дом номер 300 на Фокс-Вэй (Генриетта, штат Вирджиния) – то место, куда нужно обращаться, если вас интересует незримое, загадочное, потустороннее и еще не случившееся. За вполне разумную плату любая из женщин, живущих под этой кровлей, почитает вам по руке, разложит карты, очистит ауру, поможет связаться с умершими родственниками или просто выслушает жалобы на то, какая жуткая неделя у вас выдалась. В будни ясновидение часто бывало работой.
Но по выходным, когда на сцену выступали коктейли, оно нередко становилось игрой. Мора, Калла и Персефона рылись в поисках журналов, книг, коробок из-под хлопьев, старых карт таро – чего угодно с надписями или картинками. Одна выбирала картинку и прятала ее от остальных, а те экспериментировали, пытаясь добиться максимальной точности. Они угадывали, повернувшись спинами друг к другу, разложив карты, расставив на столе то или иное количество свечей, стоя в ведрах с водой, перекрикиваясь за три или семь ступенек из коридора. Мора называла это «непрерывным образованием». Калла – проституцией. Персефона – «той штукой, которой можно заняться, если по ящику нечего смотреть».
В тот день, после того как Блу, Ганси и Адам уехали, работы не предвиделось. В воскресенье всегда наступало затишье, даже для тех, кто не ходил в церковь. Не то чтобы женщины, обитавшие в доме номер 300 на Фокс-Вэй, в воскресенье лишались паранормальных способностей. Они обладали ими ВСЕГДА, поэтому седьмой день недели ничем не отличался от остальных. После того как молодежь уехала, женщины бросили дела, собрались в потрепанной, но уютной гостиной и принялись за игру.
– Я уже почти достаточно пьяна для того, чтобы выйти за рамки, – объявила Калла.
В этой компании она была не единственной пьющей, но ближе всех к выходу за рамки.
Персефона с сомнением уставилась на дно своего бокала. Очень тихим голосом (как всегда) она грустно произнесла:
– А я совсем трезвая.
– Это твоя русская кровь, – предположила Мора.
– Эстонская, – поправила Персефона.
И тут позвонили в дверь. Мора со вкусом выругалась – одним метко подобранным и очень конкретным словом. Калла выругалась не так изящно – бо́льшим количеством слов с меньшим количеством слогов. Затем Мора вышла в коридор и вернулась в гостиную с каким-то рослым мужчиной.
Он был очень… серым. В темно-серой рубашке, которая подчеркивала мускулистые плечи, в еще более серых брюках. Волосы у него были пепельные, лишенные цвета, модная недельная щетина на подбородке – тоже. И даже глаза.
Ни от одной женщины не ускользнуло, что он красив.
– Мистер…
Он понимающе улыбнулся.
– Грей.
И у всех губы сами сложились в понимающую улыбку.
Мора объяснила:
– Он попросил сеанс.
– Контора закрыта, – с величайшим презрением сказала Калла.
– Калла груба, – своим кукольным голоском произнесла Персефона. – Мы работаем по выходным. Но сейчас мы заняты?
Это было сказано вопросительным тоном и сопровождалось беспокойным взглядом в сторону Моры.
– Вот именно, – подтвердила Мора. – Но оказалось, что мистеру… Грею на самом деле не нужен сеанс. Он писатель, который изучает экстрасенсов. Он просто хочет понаблюдать.
Калла погремела льдом в бокале. Одна бровь у нее выглядела исключительно скептически.
– А что вы пишете, мистер Грей?
Он добродушно улыбнулся. Они заметили, что у него необыкновенно прямые зубы.
– Триллеры. А вы любите читать?
Калла что-то прошипела в ответ и указала на гостя бокалом с отпечатком сливовой губной помады.
– Так вы не против, если он останется? – спросила Мора. – Он разбирается в поэзии.
Калла усмехнулась.
– Прочтите хоть четверостишие, и я принесу вам выпить.
Без малейших колебаний, без намека на неловкость Серый Человек сунул руки в карманы темно-серых брюк и продекламировал:
– «Куда пропала лошадь? Куда подевалась юность? Куда ушел даритель сокровищ? Где пирующие, где веселье в зале? Увы, яркие кубки; увы, воин в кольчуге; увы, слава князя! Прошло то время, затерявшись под венцом ночи, словно его и не бывало».
Калла оттопырила губы.
– Прочтите то же самое на древнеанглийском, и в вашу выпивку я добавлю спиртное.
Он прочел.
Калла встала и пошла за бокалом.
Когда она вернулась, а Серому Человеку предложили место на протертой кушетке, Мора сказала:
– Предупреждаю – если попробуете что-нибудь выкинуть, у Каллы есть перцовый баллончик.
Калла протянула ему напиток, а затем, в качестве подтверждения, достала из маленькой красной сумочки маленький черный баллончик.
Мора указала на свою третью товарку.
– А Персефона – русская.
– Эстонка, – негромко поправила та.
– А я… – Мора предъявила весьма убедительный кулак, – я могу вбить человеку нос в мозг.
– Какое совпадение, – добродушно сказал Серый Человек. – Я тоже.
Он с любопытством – одновременно вежливым и лестным – наблюдал, как Мора собрала с кушетки карты. Он даже наклонился, чтобы подобрать ту, которую она пропустила.
