Ной хлопнул глазами в полутьме салона. Взгляд у него сделался текучий и отстраненный. Он уже почти исчез. Это, скорее, было ощущение Ноя, чем реальный Ной.
Ронан всё слышал, потому что вдруг развернулся и снова нагнулся к окну.
– В магазине, когда он пропал, то не просто стал невидимым. Он как будто выключился. Если ты имеешь в виду, что Кабесуотер похож на Ноя, значит, он не невидим. Он куда-то делся.
На секунду наступило молчание. В этот момент Ганси, будь он Ронаном, выругался бы. Будь он Адамом, он закрыл бы глаза. Будь он Блу, он бы раздраженно огрызнулся.
Но Ганси просто потер большим пальцем нижнюю губу и собрался с духом. Он немедленно стал невозмутимым и изящным, убрав все подлинные эмоции в неведомое место. Ганси извлек тетрадь, сделал пометку на полях и заключил ее в жесткие скобки. Когда он закрыл тетрадь, вся тревога, которую он питал по поводу Кабесуотера, осталась внутри, вместе с прочими его мыслями о Глендауэре.
Некоторое время спустя (Ной к тому времени успел тихонько исчезнуть) подъехал «Вольво» Диклана, такой же тихий, насколько громким был «кабан». Ронан сказал Блу:
– Двигайся, двигайся.
И она откинула пассажирское сиденье, позволяя ему протиснуться назад. Ронан торопливо вытянулся там, забросив одну ногу на колени Адаму и откинув голову с видом беспечной непринужденности. Когда Диклан появился со стороны водительского окна, у Ронана сделался такой вид, как будто он проспал несколько дней.
– Скажи спасибо, что мне удалось вырваться, – произнес Диклан.
Он заглянул в машину, скользнув глазами по Блу и зацепившись за Ронана. Его взгляд проследовал по ноге брата, лежавшей на коленке у Адама, и лицо Диклана напряглось.
– Спасибо, Ди, – запросто сказал Ганси.
Он легко толкнул дверь, заставив Диклана попятиться (хотя, казалось, не заметил того). Разговор пошел в области переднего бампера; он превратился в битву добродушных улыбок и осторожных жестов.
Блу презрительно наблюдала за ними с переднего сиденья, а Адам внимательно – с заднего. Сидя там и обозревая плечи Диклана и выражение его лица, он вдруг понял нечто пугающее.
Диклан боялся.
Возможно, Ганси, который вообще мало что замечал, это было неочевидно, и Блу тоже, поскольку она не знала, как в норме выглядел Диклан. А чувства Ронана по отношению к старшему брату напоминали кровь в воде: он ничего не мог разглядеть сквозь ядовитые облака.
Но для Адама, который большую часть жизни боялся – не только боялся, но и пытался это скрывать, – всё было ясно.
Вопрос заключался в том, что могло грозить Диклану Линчу.
– Кто подставил твоему брату фонарь, Ронан? – спросил Адам.
Не открывая глаза, тот ответил:
– Тот же тип, который расквасил ему нос.
– И кто это был?
Ронан коротко хохотнул.
– Грабители.
Узнать что-то о Диклане от Ронана было трудно: Ронан всегда предполагал, что брат врет.
Разумеется, обычно так оно и было.
Внезапно дверца с водительской стороны распахнулась. Так громко и внезапно, что Ронан забыл притвориться спящим, а Блу и Адам испугались. В машину заглянул Диклан.
– Я знаю, ты всегда делаешь обратное тому, что я говорю, – резко произнес он, – но тебе реально лучше не высовываться. Помнишь, несколько месяцев назад я сказал, чтоб ты сидел тихо? Ты забыл?
Ронан ответил – медленно и раздраженно. Впрочем, его глаза, едва видные в теплом полумраке салона… они были ужасны.
– Я не забыл.
– А мне кажется, забыл, – продолжал Диклан. – За нами наблюдают. И если ты совершишь ошибку, испортишь жизнь нам всем. Поэтому не надо ошибок. И я знаю, что ты снова гонял по улицам. Когда потеряешь права, я…
– Диклан, – послышался голос Ганси, звучный и серьезный.
Он положил руку на плечо старшего Линча и осторожно потянул его прочь.
– Всё нормально.
Это не возымело желаемого эффекта, и Ганси добавил:
– Я знаю, ты не хочешь устраивать сцену в присутствии…
Оба посмотрели на Блу.
Та возмущенно приоткрыла рот, но слова Ганси были сродни волшебству. Диклан немедленно отступил.
Через минуту Ганси вернулся к машине.
– Прости, Джейн, – сказал он.
Его голос звучал устало, без недавней роскошной убедительности. Он тащил аккумулятор.
– Адам, будешь чинить?
Ганси произнес это так, как будто день был самый обычный, как будто они возвращались с заурядной прогулки, как будто ничего не произошло. Братья Линчи поругались, но это всего лишь доказывало, что оба живы. «Кабан» умер, но он вечно либо умирал, либо воскресал.
Но всё, чего Ганси не сказал, все чувства, которым он не позволил отразиться на своем лице, так и вопили: «Кабесуотер исчез».
17
Маска была отцовская.
Даже во сне Ронан не мог вернуться в Амбары, но нечто тамошнее посетило его само. В реальности эта маска висела на стене в столовой, вне досягаемости любопытных рук. Во сне она располагалась на уровне лица в убогом жилище Адама. Она была вырезана из гладкого темного дерева и походила на дешевый туристический сувенир. Круглые удивленные глаза, рот, приоткрытый в добродушной улыбке, достаточно широкой, чтобы вместить множество зубов.
– Это нечестно, – сказала Девушка-Сирота на латыни.
Раньше ее там не было, но она появилась. Ее присутствие сразу же напомнило Ронану, что он спит. Этот момент, когда он понимал, что создал всё вокруг силой собственного разума, и был тем самым, когда Ронан мог забрать что-нибудь с собой. Это был ЕГО мир. Он мог сделать с ним что угодно.
– Нечестно, – настойчиво повторила она. – Воображать чужое.
Она имела в виду маску, конечно. Которая, несомненно, пришла из головы отца.
– Это мой сон, – напомнил Ронан. – На, я принес тебе курицу.
Он протянул ей коробку с жареными крылышками, которые она с жадностью слопала.
– Кажется, я психопомп, – сказала она с набитым ртом.
– Это что такое?
Оборванная девушка запихнула в рот крылышко целиком, вместе с костями.
– Полагаю, это значит, что я ворон. А ты вороненок.
Ронан почему-то разозлился. Он отобрал у нее остатки еды и поставил коробку на комод, который исчез, стоило ему отвернуться.
– Кабесуотер пропал, – произнес он.
– «Далеко» не значит «пропал».
Это сказал Адам. Он стоял за спиной у Ронана. В школьном свитере, но с испачканными машинным маслом пальцами. Он прижал грязную руку к маске. Адам не спросил разрешения, однако Ронан не стал ему мешать. Помолчав секунду, Адам снял маску со стены и приложил ее к лицу.
