Ронан стукнул кулаком по стене. Костяшки впились в штукатурку, и та дала сдачи. Он почувствовал, как лопнула кожа. Ронан оставил на стене слабый отпечаток своего гнева, но тот не стал слабее.
– Перестань, Линч, – сказал Адам. – Хочешь сломать руку?
– Эй, что там? – позвал Ганси из другой комнаты.
Ронан понятия не имел, «что там», но повторил. Потом перевернул пинком стул. Швырнул об стену большую корзину, полную блокфлейт и свистулек. Сорвал несколько рамок. Ему и раньше доводилось злиться, но теперь Ронан превратился в ничто. Остались только кулаки и вспышки боли.
Внезапно его рука замерла в воздухе.
Ее крепко держали пальцы Ганси, и его лицо, в нескольких сантиметрах от лица Ронана, было очень серьезно. Одновременно старое и молодое. Скорее, старое, чем молодое.
– Ронан Линч.
Это был голос, к которому он не мог не прислушаться. В нем звучала уверенность, которой недоставало Ронану.
– Прекрати сейчас же. Иди и повидайся с матерью. А потом мы уедем.
Ганси удерживал руку Ронана еще секунду, чтобы убедиться, что тот его правильно понял, а затем разжал пальцы и повернулся к Адаму:
– А ты так и собирался стоять столбом?
– Ну да, – ответил Адам.
– Очень достойное поведение.
Голос Адама звучал бесстрастно.
– Я не могу убить его демонов.
Блу ничего не сказала, но она стояла в дверях, пока Ронан к ней не подошел. А потом, когда остальные принялись наводить порядок в столовой, отправилась вместе с ним в гостиную.
Это была не настоящая гостиная; здесь никто в ней не нуждался. Она превратилась в хранилище вещей, которые не вписывались больше никуда. На неровном деревянном полу, обращенные друг к другу, стояли три разных кожаных кресла – вот и вся гостиная. В высокой вазе торчали зонтики и тренировочные рапиры. У стен выстроились резиновые сапоги и ходули. В углу лежали туго скатанные в трубку коврики; на одном осталась бумажка с надписью, почерком Ниалла: «не этот». В центре комнаты висела странная железная люстра, напоминавшая модель орбиты. Возможно, она приснилась Ниаллу. И уж точно две другие люстры, висевшие в углах – наполовину электроприборы, наполовину растения в горшках, – были принесены из снов. Ронан не исключал, что все вещи здесь были не отсюда. Только теперь, уехав отсюда, он понял, в какой мере дом полон сновидений.
А посреди всего этого сидела его прекрасная мать. В молчаливом обществе катетеров, трубок и иголок – того, в чем она нуждалась, по мнению сиделок. Но ей ничего не было нужно. Она напоминала неподвижную королеву старых времен – золотые волосы откинуты от бледного лица, на щеках румянец, губы кроваво-красные, глаза прикрыты. Аврора Линч ничуть не походила на своего харизматичного мужа, на беспокойных сыновей.
Ронан подошел прямо к ней, достаточно близко, чтобы понять, что она ни капельки не изменилась с тех пор, как он видел мать в последний раз, много месяцев назад. Хотя от его дыхания шевельнулись мягкие волосы на висках у Авроры, она никак не отозвалась на присутствие сына.
Ее грудь вздымалась и опускалась. Глаза оставались закрытыми.
Non mortem, somni fratrem. Не смерть, а ее брат, сон.
Блу шепнула:
– Совсем как те животные.
В общем, Ронан подозревал это с самого начала – но правда поразила его. Блу была права.
Дом наполняли сны Ниалла, и Аврора Линч была лишь одним из них.
21
Блу подумала, что уже давно надо было отвести Ронана к ее родственницам на консультацию. Чудовища из снов – одно дело. Мать из сна – другое. На следующее утро Блу приехала на Монмутскую фабрику со своей идеей. Некоторое время все молчали. Потом Ронан сказал:
– Нет.
– Что? – переспросила Блу.
– Нет, – повторил он. – Никуда я не поеду.
Ганси, который лежал на полу возле своей здоровенной распечатки, даже не поднял головы.
– Ронан, не упрямься.
– Я не упрямлюсь. Просто говорю, что не пойду.
– Тебя не к зубному врачу ведут, – намекнула Блу.
Ронан, прислонившись к косяку, заметил:
– Вот именно.
Ганси сделал на распечатке какую-то пометку.
– Не понимаю.
А Блу понимала. Прекрасно понимала, в чем дело. Ледяным тоном она произнесла:
– Проблема в религии, если не ошибаюсь?
Ронан усмехнулся.
– Необязательно говорить таким тоном.
– Обязательно. Давай, скажи, что мы с мамой отправимся в ад.
– Я не стал бы этого исключать, – заметил Ронан. – Но, честное слово, у меня тут нет точных сведений.
Тут Ганси перекатился на спину и сложил руки на груди. На нем была рубашка цвета лососины, которая, с точки зрения Блу, заслуживала ада гораздо вернее, чем всё, что они до сих пор обсуждали.
– О чем вообще речь?
Блу сомневалась, что Ганси еще не понял, в чем проблема. Или он был необыкновенно рассеян, или невероятно просветлен. Зная Ганси, она предположила бы первое.
– Сейчас Ронан употребит слово «оккультный», – огрызнулась Блу.
Этот разговор при ней начинали бесчисленное множество раз; он казался слишком банальным, чтобы обижаться. Но девушка не ожидала, что эту тему поднимут в ее компании.
– Никаких слов я употреблять не буду, – произнес Ронан.
Бесило в нем то, что он злился, когда остальные были спокойны, и был спокоен, когда остальные злились. Поскольку Блу уже дошла до кипения, голос Ронана звучал абсолютно бесстрастно.
– Я просто говорю, что никуда не поеду. Может быть, я ошибаюсь, может быть, нет. Моей душе и без того грозит слишком много опасностей.
Тут Ганси всерьез нахмурился и как будто хотел что-то сказать. Но потом просто покачал головой.
– Думаешь, мы в сговоре с темными силами? – поинтересовалась Блу.
Этот вопрос возымел бы лучший эффект, если бы она вложила в него ядовитую сладость – как сделала бы Калла, – но Блу слишком разозлилась.
– Мы – злобные колдуньи?
Ронан великолепно закатил глаза. Он словно поглотил ее гнев, припас его на тот случай, когда самому понадобится.
– Моя мама поняла, что она ясновидящая, когда увидела будущее во сне, – проговорила Блу. – Во сне, Ронан. Она не приносила в жертву козла на заднем дворе. Мама не ПЫТАЛАСЬ увидеть будущее. Она не стала экстрасенсом, она всегда им была. Я могла бы на том же основании сказать, что ты одержим дьяволом, поскольку умеешь выносить предметы из снов!
Ронан ответил:
– Да, могла бы.
Ганси нахмурился еще сильнее. Он вновь открыл рот – и закрыл.
