Блу была не в силах остановиться. Она продолжала:
– Значит, ты не хочешь поговорить с моими родными, хотя, вероятно, это помогло бы тебе понять себя и своего отца?
Ронан пожал плечами, тем же небрежным жестом, что и Кавински.
– Не хочу.
– Ты зашоренный…
– Джейн, – прогремел Ганси.
«Рассеян».
Ганси устремил взгляд на нее, такой величественный, каким только может быть человек в рубашке цвета лососины, лежащий на спине.
– Ронан…
Тот отозвался:
– Я абсолютно вежлив, блин.
– У тебя средневековые взгляды, – заметил Ганси. – Многочисленные исследования подтверждают, что ясновидение лежит в области науки, а не магии.
«Просветлен».
– Да брось, чувак.
Ганси сел.
– Сам ты брось. Мы все знаем, что Кабесуотер искажает время. Ты каким-то образом оставил послание на камне в Кабесуотере, до того как мы туда попали. Время нелинейно. Это круг, или цифра восемь, или черт его знает что. Если ты способен поверить в это, я не понимаю, почему ты не веришь, что кто-то в состоянии заглянуть чуть дальше нынешней минуты.
Ронан посмотрел на него.
Блу подумала: «О да… Ронан Линч сделает для Ганси что угодно».
«И я, наверное, тоже», – добавила она чуть погодя. Блу никак не могла понять, каким образом Ганси умудрялся производить такой эффект в рубашке цвета лососины.
– Ладно. По фиг, – ответил Ронан.
Это значило, что он согласен.
Ганси посмотрел на Блу.
– Ты рада, Джейн?
Она сказала:
– По фиг.
Это значило «да».
Мора и Персефона работали, но в телефонной/рукодельной/кошачьей комнате Блу удалось застать Каллу. Если нельзя было заполучить всех троих, то без Каллы она не обошлась бы точно. Калла была вполне традиционной ясновидящей, как Мора и Персефона, но она обладала дополнительным странным даром – психометрией. Прикоснувшись к какому-нибудь предмету, она нередко понимала, откуда он взялся, где мог в конце концов оказаться и о чем думал его владелец, когда пользовался им. Поскольку речь шла об объектах, которые одновременно были людьми и предметами, талант Каллы казался самым подходящим.
Стоя в дверях с Ронаном и Ганси, Блу сказала:
– Нам нужен твой совет.
– Не сомневаюсь, – отозвалась Калла не то чтобы радушно.
У нее был низкий, хрипловатый голос, как в черно-белом фильме.
– Спрашивайте.
Ганси вежливо поинтересовался:
– Вы уверены, что вам так удобно?
– Если вы во мне сомневаетесь, – резко сказала Калла, – я не понимаю, что вы здесь делаете.
В оправдание Ганси нужно заметить, что она была перевернута вниз головой. Она величественно свисала с потолка телефонной/рукодельной/кошачьей комнаты, и единственное, что не позволяло Калле грохнуться на пол, так это темно-фиолетовое шелковое полотнище, обмотанное вокруг бедра.
Ганси отвел глаза и спросил у Блу шепотом:
– Это какой-то ритуал?
Блу полагала, что в этом и правда заключалось нечто магическое. Хотя комната с зелеными полосатыми обоями изобиловала странными вещицами, способными привлечь внимание, трудно было оторвать взгляд от медленно вращающегося тела Каллы. Казалось, полоса шелка лишь каким-то чудом выдерживала ее вес. Сейчас Калла поворачивалась к ним спиной. Туника у нее задралась, выставив на обозрение много темно-коричневого тела, розовый лифчик и четырех крошечных койотов, вытатуированных вдоль позвоночника.
Блу, держа в руках коробку-головоломку, шепотом ответила Ганси:
– Это аэройога.
И немного повысила голос:
– Калла, это касается Ронана.
Калла сменила позу, обернув шелк вокруг другого бедра.
– Напомни, который он? Тот, симпатичный?
Блу и Ганси переглянулись. Взгляд Блу ясно говорил: «Извини». А взгляд Ганси – «Я симпатичный?»
Калла продолжала поворачиваться – почти незаметно. По мере вращения становилось всё более очевидно, что она не самая стройная женщина в мире, но мускулы у нее на животе были весьма впечатляющие.
– В футболке с кока-колой?
Она имела в виду Адама. В первый раз он пришел в красной футболке с кока-колой и отныне идентифицировался по ней.
Ронан тихо прорычал:
– Змея.
Калла перестала вращаться, когда он это произнес. Они долго смотрели друг на друга: он как положено, а она вверх ногами. Бензопила, сидя на плече у Ронана, повернула голову, чтобы вглядеться получше. В Ронане не было ничего вызывающего сочувствие – красивый рот превратился в жестокую линию, зловещая татуировка выползала из-под воротника черной футболки, к бритому виску прижимался ворон. Он не походил на того Ронана, который совсем недавно, в Амбарах, прижимал к щеке крошечного мышонка.
Калла, вися вниз головой, пыталась принять небрежный вид, но было ясно, что одна из ее бровей чертовски заинтересована.
– Понимаю, – сказала она наконец. – И что за совет тебе нужен, Змея?
– Мои сны, – ответил Ронан.
Теперь брови Каллы пришли в соответствие с небрежным ртом. Она вновь описала круг, отворачиваясь от гостей.
– Сны толкует Персефона. Всего доброго.
– Они вас заинтересуют, – сказал Ронан.
Калла хихикнула и вытянула ногу.
Блу издала раздраженный звук. Сделав два шага через комнату, она прижала коробку-головоломку к щеке Каллы.
Та перестала вращаться.
И медленно выпрямилась. Это движение было изящно, как балетное па. Словно разгибалась танцовщица, изображающая лебедя. Калла спросила:
– Почему ты не сказал прямо?
– Я сказал.
Сливовые губы Каллы поджались.
– Кое-что ты должен знать обо мне, Змея. Я никому не верю.
Бензопила зашипела. Ронан произнес:
– И обо мне вы кое-что должны знать. Я никогда не лгу.
В течение всего разговора Калла продолжала выполнять упражнения.
Иногда она оказывалась нужной стороной вниз и зависала, подогнув под себя ноги.
– Всё эти штуки – по-прежнему часть тебя. Я их ощущаю примерно так же. Ну, в основном. Они – вроде обрезков ногтей. Поэтому они ведут ту же жизнь, что и ты. У них та же душа. Вы – одно целое.
Ронан хотел заспорить – если бы Бензопила упала со стола, ему не стало бы больно, – но действительно он не почувствовал бы и боль обрезков ногтей.
