– Ну, не знаю, насколько это было полезно.
Адам сказал:
– Во всяком случае, мы выяснили, что немецкие выставочные похожи на чертовых тупиков.
Первое, что сделал Ронан после отъезда Ганси, так это достал ключи от «Камаро». Никаких планов у него не было, только желание посмотреть, действительно ли они подойдут к замку.
Под летним солнцем «кабан», стоявший среди пожухлой травы и гравия, сверкал, как драгоценный камень. Ронан положил руку на капот и легонько провел ладонью по крыше. Даже это казалось незаконным; машина настолько принадлежала Ганси, что – думалось Ронану – даже издалека он должен был почувствовать это небольшое вторжение на его территорию. Когда Ронан поднял руку, она оказалась в зеленой пыльце. Все подробности происходящего его поразили. Это было то, что ему следовало вспомнить во сне. Ощущения здесь и сейчас: бьющееся сердце, пыльца на кончиках пальцев, июльский пот на груди, запах бензина и угольного гриля где-то по соседству. Каждая травинка выделялась во всех подробностях. Если бы Ронан мог увидеть сон так отчетливо, как ощущал эту минуту, он вынес бы из него что угодно. Хоть машину целиком.
Он сунул ключ в замок.
Тот подошел.
Ронан повернул его.
Дверца открылась.
На губах Ронана постепенно появилась улыбка, хотя рядом не было никого, способного ее увидеть. Особенно потому что рядом не было никого.
Ронан сел за руль. Винил адски нагрелся на солнце, но он просто констатировал этот факт. Еще одно ощущение, которое делало происходящее реальностью, а не сном. Ронан медленно провел пальцем по тонкому рулю, положил ладонь на гладкую рукоятку рычага.
У Ганси разорвалось бы сердце, если бы он увидел здесь Ронана Линча.
Может, ключ не подходил к замку зажигания.
Ронан поставил ноги на педали, вставил ключ и повернул.
Мотор ожил.
Ронан ухмыльнулся.
Как нарочно, тут же загудел мобильник: пришло сообщение. Ронан достал телефон из кармана.
Кавински.
«мои новые колеса тебя порвут увидимся седня в 11»
Через час Ной впустил Блу на Монмутскую фабрику. От солнца помещение казалось особенно просторным, пыльным и очаровательным. В теплом застоявшемся воздухе висел запах старого дерева, мяты, десяти тысяч страниц, посвященных Глендауэру. Хотя Ганси отсутствовал лишь несколько часов, внезапно показалось, что его нет уже долго. Как будто это было всё, что от него осталось.
– А где Ронан? – шепотом спросила Блу, когда Ной запер за ней дверь.
– Лезет в неприятности, – шепнул тот в ответ.
Странно было находиться тут без остальных. Разговоры казались чем-то запретным.
– И мы ничего не можем поделать.
– Ты уверен? – негромко спросила Блу. – Я могу сделать много чего.
– Только не в этом случае.
Она помедлила у двери. В отсутствие Ганси или Ронана это было нарушение границ. Блу хотелось каким-то образом запихнуть всю Монмутскую фабрику себе в голову и сохранить ее там. Девушку охватила тревожная тоска.
Ной протянул руку. Блу приняла ее – как всегда, холодную, словно кость, – и вместе они повернулись лицом к огромному помещению. Ной сделал глубокий вдох, как будто они собирались исследовать джунгли, а не комнаты на Монмутской фабрике.
Для двоих она казалась еще больше. Затянутый паутиной потолок маячил высоко над головами, пылинки вращались в солнечных лучах, как детские музыкальные игрушки. Блу и Ной вертели головами в разные стороны и вслух читали названия книг. Блу посмотрела на Генриетту в телескоп. Ной храбро вернул на место одну из сломанных крыш на миниатюрной модели города. Они порылись в холодильнике, стоявшем в ванной. Блу взяла газировку, Ной пластмассовую ложку. Он жевал ее, пока Блу кормила Бензопилу остатками гамбургера. Они закрыли дверь Ронана – если Ганси умудрялся заполнить собой остальную часть квартиры, то в этой комнате настойчиво ощущалось присутствие среднего Линча. Ной показал Блу свою комнату. Они запрыгнули на его безупречно застеленную кровать, а потом скверно сыграли в бильярд. Пока Ной нежился на новой кушетке, Блу запустила на старом проигрывателе пластинку, слишком умную, чтобы заинтересовать обоих. Они открыли все ящики стола в большой комнате. Один из инъекторов Ганси стукнулся о стенку верхнего ящика, когда Блу его выдвинула. Она скопировала крупный почерк Ганси на счете из «Нино», а Ной натянул школьный свитер, который нашел засунутым под стол. Блу съела листок мяты и подышала ему в лицо.
Они на корточках обползли распечатку фотографии со спутника, которую Ганси разложил на полу. Вдоль всего края он оставил для себя загадочные пометки. Некоторые были координатами. Другие – топографическими комментариями. Третьи – цитатами из «Битлз».
Наконец они обозрели кровать Ганси, которая представляла собой кое-как застеленный матрас и пружинную сетку на металлической раме. Она стояла в квадрате солнечного света в середине комнаты, немного под углом, как будто ее с разгона впихнули в помещение. Ничего не обсуждая, они свернулись поверх одеяла, разделив между собой подушки Ганси. Это было незаконно и уютно. Лежа в нескольких сантиметрах от Блу, Ной сонно моргнул ей. Она притянула к носу скомканный конец одеяла. Он пах мятой и ростками пшеницы. Как Ганси.
Пока они жарились на солнце, Блу позволила себе подумать: «Мне нравится Ричард Ганси».
В чем-то так было проще, чем убеждать себя в обратном. Блу, конечно, ничего не могла с этим поделать, но мысленно признать свои чувства было всё равно что проколоть волдырь.
Разумеется, противоположная истина тоже была очевидна.
«Я не люблю Адама Пэрриша».
Она вздохнула.
Ной приглушенно произнес:
– Иногда я притворяюсь, что похож на него.
– Чем?
Он задумался.
– Что я живой.
Блу обвила рукой его холодную шею. В общем, приукрасить состояние смерти нельзя никак.
Несколько сонных минут они молчали, угнездившись в подушках, а потом Ной сказал:
– Я слышал, ты не хочешь целоваться с Адамом.
Блу, с пылающими щеками, уткнулась лицом в подушку.
– Ну, мне-то всё равно, – заметил Ной.
И с тихим восторгом добавил:
– От него воняет?
Блу повернулась к нему.
– Нет, не воняет. С самого моего детства все экстрасенсы, которых я встречала, твердили, что, если я поцелую любимого человека, он умрет.
Ной нахмурился, во всяком случае половиной лба, которая виднелась из-за подушки. Нос у него был кривее, чем помнила Блу.
– Ты любишь Адама?
– Нет, – сказала Блу и испугалась быстроте ответа.
