Он затерялся во времени. Это был сон?
– Назови его по имени, – велела Девушка-Сирота.
– «Камаро», – сказал Ронан. – «Кабан». Машина Ганси. Кабесуотер, пожалуйста.
Он повернул ключ. Мотор заводился, заводился, заводился, капризный, как всегда. Абсолютно реальный.
Когда мотор взревел, Ронан проснулся.
Кавински ухмылялся сквозь ветровое стекло. Ронан сидел за рулем «кабана».
Из кондиционера порывами выходил воздух, пахнувший бензином и выхлопом. Ронану не нужно было заглядывать под капот, чтобы понять, что стук, который он чувствовал ногами, исходил от настоящего мотора.
«Да, да, да».
А еще он понял, почему Кабесуотер исчез. И это значило, что теоретически он понял, как его вернуть. Это значило, что, возможно, он оживит мать. Это значило, что, возможно, Мэтью не перестанет улыбаться. Это значило, что он вернет Ганси не только исправленную машину.
Ронан опустил стекло.
– Я поехал.
Несколько секунд лицо Кавински ничего не выражало, а потом… включилось. Он сказал:
– Ты меня бросаешь.
– Я пришлю цветы, – ответил Ронан, запуская мотор.
Выхлоп и пыль бешено закружились позади «Камаро». Машина закашляла на скорости восемьсот двадцать оборотов в минуту. Совсем как «кабан». Всё вернулось на круги своя.
– Бежишь к хозяину?
– Мы неплохо развлеклись, – признал Ронан. – Но теперь время для взрослых игр.
– Ты играешь его жизнью, Линч.
«Вот в чем разница между нами и Кавински, – шепнул Ганси в голове у Ронана. – Мы что-то значим».
– Блин, ты же в нем не нуждаешься, – продолжал Кавински.
Ронан отпустил тормоз.
Кавински вскинул руку, словно собирался кого-то ударить, но вокруг был только воздух.
– Врешь.
– Я никогда не вру, – напомнил Ронан.
Он недоверчиво нахмурился. Это был чертовски странный сценарий.
– Подожди. Ты думал… что я теперь с тобой? Ты это думал?
Лицо Кавински словно выгорело.
– Или со мной, или против меня.
Какая чушь. Ронан всегда был против Кавински. Без вариантов
– Об этом никогда речи не шло.
– Я тебя сожгу, – сказал Кавински.
Улыбка Ронана была острее ножа. Он и так уже сгорел дотла.
– Мечтать не вредно.
Кавински изобразил двумя пальцами пистолет и приставил его к виску Ронана.
– Бам, – негромко сказал он и убрал руку. – Увидимся на улицах.
45
Так у Адама появилась машина.
Это была одна из трех вещей, которые он приобрел тем утром. По мере того как появлялись члены семейства Ганси, каждый чем-то наделял его. Чудаковатые феи-крестные. Ричард Ганси Второй обозрел свой галстук в зеркале в коридоре и протянул Адаму клетчатый жилет.
– Я немного поправился, – объяснил он. – Хотел отдать Дику, но, по-моему, тебе пойдет больше. На, держи.
Это был даже не подарок; это был приказ.
Следом пришла миссис Ганси. Она выглянула в окно, чтобы убедиться, что машина ждет ее, а затем сказала:
– Дик, я купила тебе еще одну мяту в горшочке, заберешь с собой. Не забудь. Адам, а для тебя я выбрала фикус. Вы, мальчики, совсем не думаете про фэншуй.
Адам знал: это всё только потому, что они трогательно спасли его с обочины шоссе. Но он сомневался, что может отказаться. В конце концов, что такое фикус.
И он испортил им выходной.
«Пропал», – подумал Адам. Он испортил им выходной – но суббота полностью выпала из ЕГО жизни. То, что делало его Адамом Пэрришем, исчезло, а тело продолжало ковылять.
Если он позволит себе об этом задуматься, то ужас…
Ничего подобного больше не случится. Нельзя.
Когда они зашагали к двери – Ганси держал свою мяту, а Адам сгибался под тяжестью горшка с фикусом, – появилась Хелен, катившая за собой крошечный черный чемоданчик.
– Дик, – сказала она, – ребята из автосалона сказали, что не могут сегодня. Пожалуйста, сделай что-нибудь, пока ты не уехал. Иначе я опоздаю на рейс.
Ганси, который и без того был не в лучшем настроении, из раздраженного сделался загнанным.
– Она ездит? Нельзя ее просто бросить?
– Ездит. Наверное. Но свалка, если что, в Герндоне.
– В Герндоне!
– Да. Поэтому я и хотела, чтоб ее забрали в мастерскую. Дороже обойдется тащить ее на свалку, чем пожертвовать на запчасти. Слушайте, вам она случайно не нужна? Адам, хочешь ведро с гайками? Тогда мне не придется платить за буксир.
Это предложение казалось фантастическим. Собственная память напоминала фильм.
Трое Ганси, три подарка, три часа пути до Генриетты.
«Не дай мне потерять контроль по дороге домой, – подумал Адам. – Просто помоги добраться, это всё, о чем я прошу».
Новая машина была неопределенного года и модели. Двухдверное нечто, от которого пахло автомобильными жидкостями. Капот, дверь со стороны пассажирского сиденья и заднее крыло явственно принадлежали трем разным машинам. Передачи переключались вручную. Адам находился в странном положении: он лучше знал, как перебрать сцепление, чем как с ним управляться. Но если попрактиковаться, он научится…
Это было ничто, но это было ничто Адама Пэрриша.
«Этот день… это место… эта жизнь…»
Как будто он всегда жил здесь, и родился в раскаленной асфальтовой чашке Петри, которую представлял собой Вашингтон. Генриетта и Агленби ему просто приснились. Чтобы помнить, что за этим непосредственным моментом есть какое-то будущее, уходили все силы.
«Просто вернись обратно, – думал он. – Вернись, и ты выяснишь…»
– Мигни фарами, если что-то пойдет не так, – сказал Ганси, стоя перед открытой дверью своего черного «Шевроле».
Обычно он держал его здесь, но, честно говоря, все сомневались, что новая машина Адама выдержит поездку через штат. Ганси слегка покачал дверцу со стороны водителя. Адам понимал, что другу очень хочется спросить: «Адам, ты как?» или «Что тебе нужно, Адам?». Мята, стоявшая на приборной доске, тревожно выглядывала из-за плеча Ганси.
– Не надо, – предупредил Адам.
Ганси нахмурился сильнее, чем позапрошлым вечером.
– Ты даже не знаешь, что я собирался сказать.
– Кажется, знаю.
Ганси снова качнул дверцу. За ним грузно высился «Шевроле Субурбан». В него могли бы поместиться и новая машина Адама, и «кабан», да еще осталось бы место для пары велосипедов. Адам вспомнил, как у него захватило дух, когда он впервые узнал о существовании «Шевроле». «Такой богатый, чтоб позволить себе две машины?..»
