Блу стояла у входной двери, прижавшись головой к стене.
Но она этого не хотела. Она хотела чего-то большего.
«Может быть, больше ничего нет!»
«Может быть, – подумала Блу, – ей нужно пойти погулять». Только она и ее розовый выкидной нож. Они отлично подходят друг другу. Оба неспособны открыться, не поранив кого-нибудь в процессе.
Впрочем, Блу не знала, куда пойти.
Она тихонько пробралась в гадальную, чтобы не разбудить Адама и не встревожить Орлу. Взяв трубку, она послушала, чтобы убедиться, что на другом конце никто не проводит сеанс ясновидения. Раздались обыкновенные гудки.
Тогда Блу позвонила Ганси.
– Блу? – сказал он.
Его голос…
Она сковала свое сердце. Не совсем, но достаточно, чтобы оно перестало трепыхаться. Блу закрыла глаза.
– Отвези меня куда-нибудь.
Они сели в новенький «Камаро», который действительно выглядел точной копией старого, вплоть до кашляющего мотора и запаха бензина. Пассажирское сиденье всё так же напоминало непривлекательное виниловое ведро. А фары всё так же отбрасывали на дорогу два луча слабого золотистого света.
Но Ганси стал другим. Хотя он, как обычно, был в бриджах и своих дурацких мокасинах, в белой рубашке без воротничка и очках в металлической оправе. Ее любимый тип Ганси – Ганси-ученый, без намека на Агленби. Впрочем, было что-то ужасное в том, какие чувства он вселял в нее в ту минуту.
Когда она села в машину, он спросил:
– Что случилось, Джейн?
– Мы с Адамом поссорились, – сказала Блу. – Я всё ему рассказала. Я не хотела.
Ганси включил первую передачу.
– Хочешь поговорить?
– Только не о нем.
– Куда поедем?
– Куда угодно.
Они выехали из города, и Ганси рассказал ей про Ронана и Кавински. Когда он закончил, они продолжали ехать по узкой дороге в горы. Тогда он рассказал Блу про вечеринку, про книжный клуб и органические сэндвичи с огурцом.
Мотор завывал, эхом отдаваясь от крутых склонов по обе стороны дороги. Свет фар достигал не дальше следующего поворота. Блу подтянула ноги и обхватила себя руками. Прижавшись щекой к коленям, она смотрела, как Ганси переключает скорости и поглядывает то в зеркальце заднего вида, то на нее.
Он рассказал ей про голубей и про Хелен. Он говорил о чем угодно, кроме Адама. Это было всё равно что описывать яблоко, не называя самого слова.
– Ладно, – наконец сказала Блу. – Теперь можешь говорить про Адама.
В машине настало молчание – ну, во всяком случае, стало тише. Мотор ревел, анемичный кондиционер судорожно обдувал их порывами воздуха.
– Ох, Джейн, – неожиданно произнес Ганси. – Если бы ты была там, когда нам позвонили и сказали, что он бредет по шоссе, ты бы…
Он замолчал, прежде чем Блу узнала, что бы она сделала в таком случае. И тут – внезапно – Ганси взял себя в руки.
– Ха! Адам общается с деревьями, Ной регулярно разыгрывает собственную гибель, Ронан разбивает, а потом дарит мне машину… А у тебя какие новости? Что-то ужасное, наверное?
– Ты меня знаешь, – сказала Блу. – Я, как всегда, благоразумна.
– Я тоже, – торжественно согласился он, и она восторженно засмеялась. – Предпочитаю простые радости.
Блу дотронулась до кнопки радио, но не стала его включать. Она опустила руку.
– Мне очень стыдно из-за того, что я наговорила Адаму.
Ганси направил «кабана» по еще более узкой дороге. Вполне возможно, что она вела на частную территорию. В горах трудно было разобраться, особенно в темноте. Насекомые на обступивших дорогу деревьях заглушали своим треском мотор.
– Адам выбивался из сил ради Агленби, – неожиданно сказал Ганси. – И ради чего? Ради образования?
Но никто не поступал в Агленби ради образования.
– Не только, – возразила Блу. – Престиж? Возможности?
– А вдруг у него изначально не было шансов. Вдруг успех – это то, что у человека в крови.
«Нечто большее».
– Пожалуй, это не тот разговор, который мне хочется вести сейчас.
– Что? О… нет, я не то имел в виду. Я имел в виду, что я богат…
– Спасибо, блин.
– Я богат поддержкой. Ты тоже. Ты выросла, окруженная любовью, не так ли?
Блу, не задумываясь, кивнула.
– И я, – продолжал Ганси. – Я никогда в этом не сомневался. И не думал сомневаться. Даже Ронан вырос в любви – тогда, когда это было важно, когда он становился личностью, достигал сознательного возраста и так далее. Жаль, что тогда вы с ним не были знакомы. Но когда тебе с рождения твердят, что ты можешь всё… До встречи с тобой я думал, что дело в деньгах. Точно так же, как думал, что семья Адама просто слишком бедна для любви.
– А мы, как видишь, бедны, но счастливы, – горячо начала Блу. – Беззаботные поселяне…
– Джейн, пожалуйста, не надо, – перебил Ганси. – Ты же понимаешь, что я имею в виду. Я хочу сказать, что был глуп. Я думал, некоторые люди так отчаянно пытаются выжить, что им некогда любить собственных детей. Очевидно, это не так. Потому что ты и я… мы оба богаты любовью.
– Да, наверное, – отозвалась Блу. – Но она не поможет мне поступить в местный колледж.
– Местный колледж! – повторил Ганси.
Удивление, с которым он произнес это слово, обидело Блу сильнее, чем она была готова признать вслух. Она сидела молча и печально, пока он не взглянул на нее вновь.
– Разумеется, ты можешь получить стипендию.
– Она не покроет даже стоимость учебников.
– Всего пара сотен долларов в семестр. Так?
– Как по-твоему, сколько я зарабатываю за смену в «Нино», Ганси?
– Разве не бывает грантов на учебу?
В ней копилась досада. Всё, что случилось сегодня, готово было вырваться наружу.
– Либо я идиотка, либо нет, Ганси – определись уже! Либо я достаточно умна, чтобы выяснить это самой и претендовать на стипендию, либо я слишком глупа, чтобы обдумать варианты – тогда я в любом случае ничего не получу!
– Пожалуйста, не сердись.
Она прислонилась лбом к дверце.
– Извини.
– Господи, – сказал Ганси, – скорей бы эта неделя закончилась.
Несколько минут они ехали в молчании. Вверх, вверх, вверх.
Блу спросила:
– Ты видел его родителей?
Низким, незнакомым голосом Ганси ответил:
– Я их ненавижу.
И добавил через несколько секунд:
– Синяки, с которыми он приходил в школу… Мне интересно, любил ли Адама хоть кто-нибудь? За всю жизнь?
