Серый Человек остановился. Он старался дышать ровно.
– Что?
Водитель ухмыльнулся.
– Клевая табличка.
Серый Человек лишь через пару секунд вспомнил, что там написано.
– Спасибо, – сказал он. – Я предпочитаю говорить правду, когда могу.
Он поднял окно и тронулся с места. Тут же поехала и машина брата. Это был гладкий маленький двухдверник, очевидно, выглядевший изящно дома, в Бостоне. В пятнах уличных фонарей он покатил вперед, преследуя Серого Человека.
Автозаправка – это одновременно лучшее и худшее место для убийства. Потому что за колонкой, снабженной камерами, зачастую расположена парковка, где усталые дальнобойщики могут немного вздремнуть. Иногда там помещаются только десять-пятнадцать фур. Иногда двадцать или сорок. Парковка редко освещена, а камер там не бывает никогда. Только машины – и донельзя утомленные водители.
На этой заправке парковка была большая, и Серый Человек заехал на дальний край. Он остановился за самой большой фурой.
Вот и всё.
На сей раз – действительно всё.
Серый Человек ощущал острия каждого из десяти мечей, пронзающих его.
Серые дни напоминали ему, что лучше просто сдаться…
«Кинкс» пели: «Ночь темна, как твоя душа».
Брат подъехал к белому «Мицубиси» и остановился бок о бок. Он сидел в машине, такой скромный и деликатный на вид. Он отрастил аккуратную бородку, которая еще подчеркивала симпатичный изгиб густых бровей. Все считали, что у него дружелюбное лицо. Часто говорят, что у социопатов пугающие глаза, но только не у его брата. Когда он хотел слиться с толпой, то делался невероятно добродушным и любезным. Даже теперь, сидя в машине, с кривой улыбкой на губах, он казался героем.
«Дин, мы сейчас попробуем одну штуку».
– А, братишка, – сказал он.
По долгому опыту он знал, что его голос сам по себе способен парализовать Серого Человека. У него была масса времени, чтобы спокойно переварить жертву.
– Ты и я… снова вместе.
И этот голос произвел обычный эффект – влил в жилы яд воспоминаний. Десять лет пронеслись в голове Серого Человека.
лезвие
порез
удар
ожог
щипок
грязь
крик
Серый Человек взял с пассажирского сиденья пистолет и выстрелил в брата. Дважды.
– Нет, – сказал он. – Только я.
Он достал из бардачка перчатку и переклеил записку со своего руля на руль машины брата.
Потом включил музыку погромче, поднял окно и выехал на шоссе.
Он возвращался домой.
Эпилог
Секрет – странная штука.
Есть три типа секретов. Первый знаком всем: для него нужны как минимум двое. Тот, кто хранит секрет, и тот, кто ни за что не должен его узнать. Второй немного сложнее – это секрет, который ты хранишь от самого себя. Каждый день тысячи признаний утаиваются в глубине души, и никто из обладателей этих душ не знает, что их скрываемый от самих себя секрет сводится к одним и тем же двум словам: я боюсь.
И есть третий тип секрета, самый тайный. Секрет, о котором не знает никто. Возможно, когда-то кто-то о нем и знал, но унес это знание в могилу. Или, быть может, это бесполезная тайна, странная, одинокая, нераскрытая, потому что никто никогда и не пытался ее раскрыть.
Иногда, в очень редких случаях, секрет остается нераскрытым, поскольку он слишком велик, чтобы его мог объять человеческий ум. Слишком необычен, слишком обширен, слишком страшен, чтобы о нем задуматься.
У всех в жизни бывают секреты. Мы храним их – или их хранят от нас. Мы игроки или пешки. Секреты и тараканы – вот что останется в конце.
У Ронана Линча бывали всякие секреты.
Его первым секретом был он сам. Он был братом лжеца и братом ангела, сыном сна и сыном сновидца. Он был воинственной звездой, полной бесконечных возможностей, но в итоге, когда Ронан спал на заднем сиденье, по пути в Амбары тем же вечером, он придумал вот что:
Параграф 7
Дополнительное условие
После моей смерти моим детям должен быть дозволен свободный доступ в «Амбары», хотя они не обязаны вновь жить там, пока им всем не исполнится восемнадцать.
А потом, когда он проснулся, они все помогли перенести Аврору Линч в машину. И в тишине повезли ее, руководствуясь координатами из тетради Ганси.
Кабесуотер полностью восстановился. Он был широк и загадочен, знаком и зловещ. Сновидец и сон. «Каждое дерево, – подумал Ронан, – было голосом, который он, возможно, слышал и раньше». И там они встретили Ноя, сутулого, виновато махавшего им. Рядом, сунув руки в карманы, стоял Адам, а с другой стороны – Персефона, с тесно переплетенными пальцами.
Когда они перенесли Аврору через границу Кабесуотера, она проснулась – как раскрывается роза. И когда она улыбнулась Ронану, он подумал: «А Мэтью правда похож на нее».
Она обняла его и сказала: «Цветы и во́роны» – потому что хотела, чтоб он знал: она всё помнит.
Потом она обняла Мэтью и сказала: «Милый мой», потому что он был ее любимцем.
Она ничего не сказала Диклану, потому что его там не было.
Вторым секретом Ронана был Адам Пэрриш. Адам стал другим, с тех пор как заключил договор с Кабесуотером. Сильнее, дальше, непривычнее. Ронан невольно любовался странными и изящными чертами его лица. Адам стоял сбоку, пока братья Линч оживляли свою мать, а затем произнес:
– Я должен вам кое-что показать.
И они зашагали за ним в глубь Кабесуотера. Рассвет начинал румянить стволы деревьев.
– Пруд пропал, – сказал Адам. – Тот, где рыбки меняли цвет для Ганси. Но теперь…
Пруд сменился наклонной слоистой каменной плитой. Она была исполосована и изборождена глубокими царапинами – некоторые из них проходили насквозь, до самой земли. Прохладная чернота манила.
– Пещера? – спросил Ганси. – И как далеко она идет?
Адам сказал:
– Я не заходил. По-моему, это опасно.
– И какой следующий шаг? – подозрительно спросил Ганси.
Трудно было сказать, кого он подозревал – Адама или пещеру.
Адам ответил:
– Сделать ее безопаснее.
Нахмурившись, он взглянул на Ронана, словно ощутил на себе его взгляд.
Ронан отвел глаза.
Третьим секретом была сама пещера. Когда они наконец вернулись к дому номер 300 на Фокс-Вэй, солнце уже взошло. К огромному удивлению Ронана, у обочины стоял белый «Мицубиси». На мгновение ему показалось… нет, на крыльце вместе с Каллой действительно стоял Серый Человек. То, что он находился здесь, а не в сотнях миль от Генриетты, было невероятным. Но не невозможным.
