– Со мной это не пройдет. Она не имеет никакого отношения к вашим разборкам.
Последние слова он произнес таким тоном, как будто речь шла о каком-то физическом объекте, который можно было взять и разглядеть со всех сторон.
– Ты обошелся с ней грубо. И выставил нас в невыгодном свете.
Ронан как будто был пристыжен, но Адам знал, что это иллюзия. Ронан совершенно не стыдился своего поведения; жалел он лишь о том, что Ганси был здесь и видел его. Отношения между братьями были всеобъемлюще скверными; для чувств других людей они просто не оставляли места.
Но, разумеется, Ганси, как и Адам, это знал. Он провел большим пальцем по нижней губе. Это была привычка, в которой он как будто не отдавал себе отчет и о которой Адам никогда ему не говорил. Перехватив взгляд Адама, Ганси сказал:
– Блин, ну и мерзко я себя чувствую. Ладно. Пошли в «Нино». Закажем пиццу, потом я позвоню этой гадалке, и всё как-нибудь само уладится.
Вот почему Адам прощал того поверхностного, лощеного Ганси, с которым некогда познакомился. Благодаря деньгам и доброму семейному имени, красивой улыбке и веселому смеху, умению любить и быть любимым (хоть Ганси и боялся, что это не так), он мог завести столько друзей, сколько вздумается. Но ограничился тремя. Выбрал трех человек, которые в противном случае, по трем разным причинам, остались бы одиноки.
– Я никуда не пойду, – сказал Ной.
– Хочешь еще немножко побыть один? – поинтересовался Ронан.
– Ронан, – перебил Ганси. – Меч в ножны. Ной, мы же не заставляем тебя есть. Адам?
Адам рассеянно взглянул на него. От выходки Ронана его мысли перешли к интересу, который Эшли проявила к тетради. Он подумал, что, может быть, когда люди сталкиваются с Ганси и его помешательством, у них пробуждается не только банальное любопытство. Конечно, Ганси сказал бы, что Адам слишком подозрителен, что он без нужды старается держать в тайне поиски, которыми сам Ганси был не прочь поделиться с остальными.
Но Ганси и Адам искали Глендауэра по разным причинам. Ганси тосковал по нему, как король Артур по Граалю. Его влекло отчаянное, хотя и смутное желание принести миру пользу, сделать так, чтобы жизнь заключала в себе не только вечеринки с шампанским и белые воротнички. Это было трудновыразимое стремление разрешить спор, который шел где-то в глубине души Ганси.
Адам, со своей стороны, хотел получить королевский подарок.
А значит, именно они должны были разбудить Глендауэра. Именно они должны были найти его первыми.
– Пэрриш, – повторил Ганси. – Пошли.
Адам поморщился. Он подозревал, что характер Ронана не улучшишь пиццей.
Но Ганси уже схватил ключи от машины и зашагал к двери, обходя миниатюрную Генриетту. Пусть Ронан ворчал, Ной вздыхал, а Адам медлил, он даже не обернулся, чтобы убедиться, что они все идут за ним. Он знал, что они идут. Тремя разными способами Ганси завоевывал их доверие – днями, неделями, месяцами, и теперь они готовы были следовать за ним куда угодно.
– Excelsior, – произнес Ганси и закрыл дверь.
5
Баррингтон Пуп чувствовал себя не слишком бодро, когда брел по коридору Уитмен-хауса, административного корпуса школы Агленби. Было пять часов, учебный день давно закончился, и Пуп приехал только для того, чтобы забрать домашние работы, которые нужно было проверить к следующему дню. Вечерний свет лился в высокие, состоящие из многих стеклянных панелей окна слева; справа доносился гул голосов из кабинетов. В это время суток старые здания напоминали музей.
– Баррингтон, а я думал, у вас сегодня выходной. Ужасно выглядите. Вы больны?
Пуп не сразу сформулировал ответ. Что касалось любых целей и задач, он и впрямь был не здесь. Вопрос исходит от чистюли Джоуны Майло, который преподавал английский старшеклассникам. Несмотря на пристрастие к клетчатым рубашкам и узким вельветовым брюкам, Майло был довольно терпим, однако Пуп не собирался обсуждать с ним свое утреннее отсутствие. Канун дня святого Марка начал обретать в его глазах прелесть традиции – традиции, которая предполагала, что почти до самого рассвета он пил, а затем засыпал на кухонном полу. В этом году у Пупа хватило здравого смысла взять отгул. Преподавать латынь ученикам Агленби само по себе было наказанием. А преподавать ее с похмелья – настоящей пыткой.
Наконец, в качестве ответа, Пуп просто потряс неуклюжей стопкой написанных от руки домашних работ. У Майло глаза полезли на лоб при виде имени на верхнем листке.
– Ронан Линч! Это его работа?
Перевернув стопку, чтобы прочитать имя, Пуп признал, что так оно и есть. В ту же минуту несколько мальчишек, спешивших на тренировку, пробежали мимо, столкнув его с Майло. Скорее всего, ученики даже не поняли, что ведут себя невежливо: Пуп был чуть старше их, и комически крупные черты придавали ему особенно моложавый вид. Его до сих пор можно было спутать со школьником.
Майло отлепился от Пупа.
– Как вы вообще добиваетесь того, чтобы он ходил на уроки?
При упоминании о Ронане Линче в душе у Пупа что-то перевернулось. Потому что речь никогда не шла о Ронане как таковом – только как об одном из неразлучной троицы: Ронан Линч, Ричард Ганси и Адам Пэрриш. Все мальчики в классе Пупа были богаты, самоуверенны и высокомерны, но эти трое, сильнее чем кто-либо, напоминали ему о том, чего он лишился.
Пуп попытался вспомнить, пропустил ли Ронан хоть одно занятие. Учебные дни слились, превратившись в один бесконечно долгий день, который начался, когда Пуп припарковал свою дряхлую машину рядом с шикарными автомобилями учеников Агленби, протолкался сквозь толпу беспечных, смеющихся мальчишек и встал перед учениками, которые в лучшем случае смотрели на него стеклянными глазами, а в худшем – откровенно глумились. Пуп, одинокий и истерзанный, никак не мог позабыть, что некогда был одним из них.
«Когда моя жизнь превратилась вот в это?»
Пуп пожал плечами.
– Не помню, чтобы он прогуливал.
– Впрочем, он ведь приходит вместе с Ганси? – спросил Майло. – Тогда понятно. Эти двое – как ниточка с иголочкой.
Это было странное, старомодное выражение, которое Пуп не слышал с тех пор, как сам учился в Агленби и, в свою очередь, был неразлучен с другом и соседом по комнате, Черни. Он ощутил пустоту внутри, словно от голода. Нужно было остаться дома и выпить побольше, чтобы почтить этот злополучный день.
Он вернулся в настоящее, глядя на список присутствующих, который оставил ему заместитель.
– Ронан сегодня был на занятиях, а Ганси нет. Во всяком случае, на мой урок он не пришел.
– Наверно, из-за всей этой движухи вокруг дня святого Марка, про которую он говорил, – заметил Майло.
У Пупа сразу включилась голова. Никто не знал, что сегодня день святого Марка. Никто его не праздновал, даже мать святого Марка. Только Пуп и Черни, охотники за сокровищами и нарушители порядка, знали о его существовании.
