– А если я скажу, что домашние животные не допускаются?
– Блин, чувак, – ответил Ронан с жестокой усмешкой, – ты же не выгонишь Ноя вот так.
Ганси не сразу понял, что Ронан шутит, а потом уже было поздно смеяться. Во всяком случае, он знал, что позволит отнести птицу на Монмутскую фабрику, потому что видел, как цепко Ронан держал ее. Птенец уже смотрел на него снизу вверх и с надеждой щелкал клювом. Он полагался на Ронана.
Ганси смягчился.
– Ладно. Пошли обратно. Вставай.
Когда Ронан неуверенно поднялся на ноги, вороненок съежился у него в руках – сплошные клюв и тело, без шеи. Ронан сказал:
– Привыкай к турбулентности, сукин сын.
– Надо дать ему какое-то имя.
– Ей. Ее зовут Бензопила, – ответил Ронан, не глядя на Ганси. И вдруг произнес: – Ной. Блин, ну и стремно ты там смотришься.
В глубоком, полном теней дверном проеме тихо стоял Ной. Сначала было видно только его бледное лицо; темная одежда оставалась невидима, глаза казались провалами, ведущими в неведомый мир. Затем он вышел на свет и оказался растрепанным и знакомым, как всегда.
– Я думал, ты не придешь, – сказал Ганси.
Ной перевел взгляд на алтарь, затем на темный незримый потолок. Он ответил с обычной храбростью:
– Дома было страшно.
– Псих, – сказал Ронан, но Ноя это как будто не смутило.
Ганси открыл дверь, ведущую на улицу. Адама нигде не было. Ганси стало стыдно за то, что он вытащил его из дома по ложной тревоге. Хотя… он сомневался, что тревога была ложная. Что-то произошло, пусть даже он не знал наверняка, что именно.
– Так где ты нашел этого птенца?
– У себя в голове.
Смех Ронана напоминал резкий хохот шакала.
– Опасное место, – заметил Ной.
Ронан запнулся – все его острые углы притупил алкоголь, – и вороненок в его руках издал слабый звук, скорее вибрацию, чем вскрик. Он ответил:
– Для бензопилы – нет.
Выйдя в холодную весеннюю ночь, Ганси откинул голову назад. Теперь, убедившись, что Ронан в порядке, он понял, что Генриетта ночью прекрасна. Лоскутный город, расшитый черными ветвями деревьев.
Надо же, Ронану попался именно ворон, и никакая другая птица.
Ганси не верил в совпадения.
10
Пуп не спал.
Когда он учился в Агленби, то легко засыпал – и неудивительно. Как Черни, как все остальные его одноклассники, по будням Пуп спал от двух до шести часов, поздно ложился, рано вставал и до совершенства довел умение отсыпаться по выходным. Когда он отключался, то спал беззаботно без всяких снов. Нет… Пуп знал, что это неправда. Всем снятся сны, просто некоторые их не помнят.
А теперь ему удавалось сомкнуть глаза лишь на два-три часа кряду. Он ворочался в постели. Резко садился, разбуженный шепотами. Задремывал на кожаной кушетке, единственном предмете мебели, на который не наложило лапу правительство. Периоды и энергия сна диктовались чем-то более крупным и сильным, чем он сам, – они прибывали и отступали, как неравномерный прибой. Попытки как-то систематизировать их приводили Пупа в полное расстройство: в полнолуние и во время грозы ему меньше хотелось спать, но в остальных случаях бессонницу трудно было предсказать. Он полагал, что в нем бился магнетический пульс силовой линии, каким-то образом проникший в его тело из-за смерти Черни.
Недостаток сна превратил жизнь Пупа в нечто иллюзорное, а вереницу дней – в ленточку, которая бессмысленно полоскалась на ветру.
Было почти полнолуние, и недавно шел дождь, поэтому Пуп не спал.
Он сидел в футболке и трусах перед компьютером и щелкал мышкой с сомнительной продуктивностью глубоко утомленного человека. В его голове, все одновременно, шептали и шипели бесчисленные голоса. Они походили на помехи, которые звучали в телефоне, если поблизости пролегала силовая линия. На ветер перед приходом грозы. На заговор деревьев. Как всегда, Пуп не мог различить ни слова – и не понимал разговор. Но ясно было одно: нечто странное только что произошло в Генриетте, и голоса постоянно это обсуждали.
Впервые за много лет Пуп достал старые карты из крохотной кладовки в коридоре. Рабочего стола у него не было, а на кухонном валялись упаковки из-под лазаньи и черствые корки. Поэтому он разложил карты в ванной. Сидевший в ванне паук заспешил прочь, когда Пуп прижал карту к фаянсовой поверхности.
«Черни, тебе сейчас, наверное, лучше, чем мне».
Но, в общем, он в это не верил. Пуп понятия не имел, что стало с душой, или духом Черни, ну или как еще можно было назвать то, что от него осталось, но если неумолкающие голоса преследовали Пупа всего лишь за участие в ритуале, то судьба Черни наверняка была еще хуже.
Пуп отошел и скрестил руки на груди, рассматривая десятки пометок и надписей, которые оставил на картах во время поисков. Черни, своим невозможным почерком – и непременно красной ручкой – отметил уровень энергии вдоль возможного пути залегания силовой линии. В те времена это казалось игрой, охотой за сокровищами. Дорогой к славе. Действительно ли существовала силовая линия? Неважно.
Они просто предавались недешевому упражнению в стратегии, и полем служило всё Восточное побережье. Ища закономерности, Пуп педантично обводил кругами интересующие его участки на топографической карте. Кружок вокруг осиновой рощицы, где уровень энергии всегда был высоким. Кружок вокруг разрушенной церкви, которую почему-то избегали животные и птицы. Кружок вокруг того места, где умер Черни.
Конечно, Пуп нарисовал кружок на карте до того, как умер Черни. Это место – зловещая дубовая роща – было примечательно благодаря старинной надписи, вырезанной на коре одного из деревьев. Латынь. Надпись была неполной, труднопереводимой, и максимум, до чего додумался Пуп – это «вторая дорога». Тамошний уровень энергии, хотя и непостоянный, выглядел многообещающе. Разумеется, там пролегала силовая линия.
Черни и Пуп возвращались туда несколько раз, снимали показания (рядом с кружком начертанные Черни значились шесть разных цифр), рылись в земле в поисках возможных артефактов, сторожили ночью в ожидании признаков паранормальной активности.
Пуп сконструировал самую сложную и чувствительную «волшебную лозу» – две проволоки, согнутые под прямым углом и вделанные в металлическую круглую рукоятку так, чтобы они могли свободно вращаться. Пуп и Черни обошли с этой лозой вокруг рощи, пытаясь вычислить конфигурацию линии.
Но она оставалась неровной, то появлялась, то пропадала, как сигнал далекой радиостанции. Линии нужно было пробудить, настроить их частоты, выкрутить звук на максимум. Черни и Пуп собирались провести в дубовой роще ритуал. Впрочем, они весьма приблизительно представляли себе процесс.
Всё, что выяснил Пуп, – что силовые линии любят взаимность и жертвы, но это было раздражающе невнятно. Больше никакой информации они не нашли, а потому не прекращали попыток. Во время зимних каникул. Во время весенних. В конце учебного года.
