Сидя по-турецки на чистом, хотя и пыльном кафельном полу рядом с раковиной, Пуп обнаружил, что Ричард Ганси Третий был помешан на силовых линиях еще сильней, чем он сам. Во всем этом процессе поисков чувствовалось… отчаяние.
«Что за проблемы у мальчишки?» – задумался Пуп, и у него сразу же появилось странное ощущение: неужели он уже настолько стар, чтобы считать Ганси мальчишкой?
В коридоре послышались шаги. Повеяло кофе; школа начинала пробуждаться. Пуп открыл следующую страницу.
Там речь шла не о силовых линиях. Там излагались исторические сведения о валлийском короле Оуэне Глендауэре. Пупа они не интересовали. Он листал, листал, листал, полагая, что это всё не имеет отношения к делу, пока не понял, что Ганси пытается связать вместе два элемента – Глендауэра и силовую линию. Дурак или нет, но этот парень точно знал, как сделать историю интересной.
Пуп сосредоточился на одной строчке.
«Тот, кто разбудит Глендауэра, получит дар (неограниченный?) (сверхъестественный?) (в некоторых источниках сказано взаимный) и что это значит?»
Черни никогда не заботился о результате поисков силовой линии. Пуп поначалу тоже. Вся прелесть была в самой загадке. Но как-то вечером Черни и Пуп, стоя в центре того, что выглядело как естественно сформированный круг камней, заряженных магнитной энергией, ради эксперимента откатили один камень в сторону. Последующая вспышка сшибла их обоих с ног; появилось слабое видение в облике женщины.
Силовая линия представляла собой сырую, неконтролируемую, необъяснимую энергию. То, о чем повествовали легенды.
Человек, получивший власть над силовой линией, становился не просто богатым. Тот, кто контролировал силовую линию, достигал высот, о которых могли только мечтать прочие ученики Агленби.
Но Черни, впрочем, не стремился к власти. Из всех, кого знал Пуп, он был самым мягким и неамбициозным – возможно, поэтому Пупу так нравилось с ним общаться. Черни вполне устраивало, что он ничуть не лучше других ребят. Он довольствовался тем, что рысил бок о бок с Пупом. В те времена Пуп, в утешение себе, думал, что Черни просто тихоня – а иногда вспоминал, что тот действительно ему верен.
Эти вещи не обязаны быть взаимоисключающими, не так ли?
– Глендауэр, – сказал Пуп вслух, пробуя это слово на вкус.
Оно эхом отразилось от стен душевой. Звук у него был полый и металлический. Пуп задумался: о чем хотел попросить Ганси, странный, отчаянный Ганси?
Поднявшись с пола, Пуп собрал все блокноты. Он подумал, что, сидя в преподавательской, перепишет их содержимое за несколько минут; а если кто-нибудь обратит внимание, он скажет, что Ганси сам его попросил.
Глендауэр.
Если бы Пуп нашел его, то добился бы того, о чем мечтал много лет: власти над силовой линией.
19
На следующий день Блу вышла босиком на улицу перед домом номер 300 на Фокс-Вэй и села на обочине, под сине-зелеными деревьями, чтобы подождать Каллу. Нив сидела, запершись у себя в комнате, а Мора гадала на картах для компании туристов, приехавших в творческий отпуск. Блу долго раздумывала, как ей быть с тем, что она увидела вчера на заднем дворе. И это предполагало участие Каллы.
Блу уже начала беспокоиться, когда подъехала машина и вылезла Калла.
– Ты вынесла себя вместе с мусором? – поинтересовалась она, выходя из автомобиля, который был сине-зеленым, как и всё в этот день.
На Калле было на удивление приличное платье – и сомнительного вида сандалии со стекляшками. Томно помахав рукой водителю, она повернулась к Блу, как только машина отъехала.
– Мне надо тебя кое о чем спросить, – сказала Блу.
– И рядом с мусорным баком этот вопрос будет звучать лучше? На, держи, – Калла стянула с руки одну из сумок и подала Блу.
От Каллы пахло жасмином и чили, а значит, на работе у нее выдался неудачный день. Блу в точности не знала, чем Калла зарабатывает на жизнь, но это было как-то связано с Агленби, бумажной работой и ругательствами в адрес учеников, особенно на выходных. Что бы ни представляли собой служебные обязанности Каллы, в плохие дни ей приходилось вознаграждать себя большими порциями буррито.
Калла зашагала к двери.
Блу беспомощно побрела следом, таща сумку. Казалось, в ней лежат книжки – или трупы.
– В доме полно народу.
Лишь одна бровь Каллы изобразила внимание.
– Как всегда.
Они уже почти подошли к двери. Внутри все комнаты были заняты тетками, кузинами и матерями. Уже слышалась сердитая музыка, под которую Персефона писала свою диссертацию. Уединиться можно было только снаружи.
Блу сказала:
– Я хочу знать, зачем приехала Нив.
Калла остановилась и посмотрела на Блу через плечо.
– Ну извини, – ответила она не очень любезно. – Я бы, например, хотела знать, почему меняется климат, но мне никто не докладывает.
Вцепившись в сумку, как в заложника, Блу настойчиво заявила:
– Мне не шесть лет. Может быть, остальные видят в картах всё, что нужно, но я устала блуждать впотьмах.
Теперь Калла обеими бровями выразила интерес.
– Похвальная прямота, – признала она. – А я-то думала, когда ты наконец возмутишься. Почему ты не спросишь у матери?
– Я злюсь на нее за то, что она мной командует.
Калла переступила с ноги на ногу.
– Возьми-ка еще вот это. А что ты предлагаешь?
Блу забрала вторую сумку, темно-коричневую, почему-то с углами. Видимо, внутри лежала коробка.
– Чтобы ты просто сказала мне.
Пальцем освободившейся руки Калла постучала по губе. И губы, и ноготь, которым она к ним прикасались, были цвета индиго или сепии, цвета самых глубоких теней в каменистом палисаднике.
– Единственная проблема – я не уверена, что мы знаем правду.
Блу почувствовала, как при этих словах ее шатнуло. Сама мысль о том, чтобы солгать Калле, Море или Персефоне, казалась смехотворной. Даже если они не знали правды, они слышали ложь. Но в Нив действительно было нечто таинственное – в том, как она гадала в неурочные часы, там, где никто (как она думала) не смог бы ее увидеть.
Калла сказала:
– Она вроде как собиралась кого-то здесь искать.
– Моего отца, – догадалась Блу.
Калла не сказала «да», но не сказала и «нет». Она продолжала:
– Но я думаю, теперь, когда она некоторое время побыла в Генриетте, для нее это стало чем-то большим.
Они некоторое время смотрели друг на друга. Заговорщицки.
– У меня другое предложение, – наконец сказала Блу.
Она попыталась изогнуть бровь, как Калла, но, к сожалению, получилось не так эффектно.
