Затем Ганси, вновь сделавшись обаятельным, указал на ее фиолетовое платье:
– Веди меня, баклажан.
Прежде чем они пустились через заросли, Блу нашла палку, чтобы ворошить траву в поисках змей. В воздухе пахло дождем, земля гудела от грома, но погода пока не портилась. Прибор в руках Ганси неуклонно мигал красным. Цвет сменялся на оранжевый, когда они отклонялись от незримой линии.
– Спасибо, что пришла, Джейн, – сказал Ганси.
Блу недобро взглянула на него.
– Не за что, Дик.
Ганси явно смутился.
– Пожалуйста, не надо.
Искреннее выражение боли на его лице напрочь лишило Блу возможности позлорадствовать.
Она пошла дальше.
– Ты единственная, кого это, кажется, не смущает, – спустя несколько секунд сказал Ганси. – Не то чтобы я привык к мистике, но я и раньше сталкивался с необычными вещами. Наверное, я просто… Но Ронан, и Адам, и Ной – они все… как будто оторопели.
Блу притворилась, что ей известно значение слова «оторопели».
– Я с этим живу. Ведь моя мать ясновидящая. Все ее подруги тоже. Нет, это не то чтобы нормально. Но я всегда думала, что они именно так себя чувствуют. Ну… когда видят то, чего не видят другие.
– Я потратил много лет, пытаясь этого достичь, – признал Ганси.
Что-то в его голосе удивило Блу. Но лишь когда он заговорил вновь, она поняла, что точно таким же тоном он обычно обращался к Адаму.
– Полтора года я искал линию Генриетты.
– Это оказалось то, чего ты ожидал?
– Я сам не знаю, чего ожидал. Я прочел всё об эффектах, которые дает линия, но никогда не думал, что будет настолько явно. Говорящих деревьев я точно не ждал. И не надеялся, что это произойдет так быстро. Я привык получать по одной подсказке каждый месяц, а затем выбиваться из сил, пока не появится следующая. Но только не так… – Он замолчал, и его улыбка стала широкой и благосклонной. – И это всё благодаря тебе. Ты наконец навела нас на линию. Я готов тебя расцеловать.
Хотя он, очевидно, шутил, Блу шарахнулась.
– Ты что?
Блу спросила:
– Ты веришь в предсказания?
– Ну, я ведь ходил к экстрасенсу, не так ли?
– Это ничего не значит. Куча народу ходит к экстрасенсам просто по приколу.
– Я пошел, потому что верю. Ну, верю тем, которые действительно что-то умеют. Просто есть много ерунды, которую нужно разгрести, прежде чем до них добраться. А что?
Блу сердито потыкала палкой в землю.
– Мать твердила мне с самого моего рождения, что если я поцелую человека, которого люблю, он умрет.
Ганси рассмеялся.
– Не смейся, ты… – Блу хотела сказать «сукин сын», но это выражение показалось слишком крепким, и она струсила.
– По-моему, твоя мама просто решила подстраховаться. Не ходи на свидания, иначе ослепнешь. Поцелуй парня, и он откусит тебе язык.
– Это говорила не только мама! – запротестовала Блу. – Буквально все медиумы и экстрасенсы, с которыми я встречалась, твердили то же самое. И потом, моя мама не из тех. Она не станет шутить с такими вещами. Это не понарошку!
– Извини, – сказал Ганси, поняв, что Блу искренне сердится. – Я снова веду себя как полный придурок. А ты знаешь, какая смерть грозит тому несчастному?
Блу пожала плечами.
– То есть на всякий случай ты просто ни с кем не целуешься?
Она кивнула.
– Жесть. Я серьезно.
Блу вновь пожала плечами.
– Обычно я об этом никому не говорю. Сама не знаю, почему сказала тебе. Не передавай Адаму.
Брови Ганси взмыли к линии волос.
– Даже так?
Блу почувствовала, что ей мгновенно стало жарко.
– Нет. В смысле… Нет. Нет. Ничего такого. Потому что я не знаю… лучше не рисковать.
Она представила, что время вернулось вспять – вот они вылезают из машины, и она беседует с Ганси о погоде и о том, какие предметы он изучает в школе… Казалось, лицо у нее никогда не перестанет гореть.
Ганси отозвался – и его голос звучал грубовато:
– Что ж, если ты убьешь Адама, я огорчусь.
– Изо всех сил постараюсь этого не делать.
Несколько секунд висела неопределенная и неуютная тишина, а затем Ганси произнес обычным тоном:
– Спасибо, что сказала. В смысле, доверила мне такую тайну.
Блу с облегчением ответила:
– Ну а ты признался, как чувствуешь себя оттого, что Ронан и Адам… оторопели. Но все-таки я хочу знать… зачем ты ищешь Глендауэра?
Он грустно улыбнулся, и на мгновение Блу испугалась, что сейчас он включит режим легкомысленного, блестящего Ганси. Но он просто сказал:
– Трудно объяснить в двух словах.
– Ты без пяти минут студент Лиги Плюща. Попытайся.
– Ладно. С чего начать? Может быть… Ну, ты видела мой шприц. Это от пчелиных укусов. У меня сильная аллергия. Очень сильная.
Блу испуганно остановилась. Здесь гнездились осы и шершни, тихие местечки у корней представляли для них сущий рай.
– Ганси! Мы за городом. Именно тут пчелы и живут!
Он небрежно отмахнулся, словно желая сменить эту конкретную тему.
– Продолжай тыкать палочкой, и всё будет нормально.
– «Палочкой»! Мы целую неделю шляемся по лесам. С ума сойти, до чего это…
– …легкомысленно? – подсказал Ганси. – По правде говоря, в автоинъекторе даже нет особого смысла. В последний раз врачи сказали мне, что он пригодится, только если меня ужалят один раз, и то они не ручаются. Мне было четыре года, когда я впервые попал в больницу после укуса, и после этого реакция с каждым разом становилась всё сильнее. Вот и всё. Или так – или жить под колпаком.
Блу подумала про карту Смерти, про то, что Мора отказалась истолковать ее для Ганси. Она подумала: вполне возможно, что карта означала вовсе не предвестие гибели, а всю его жизнь – необходимость каждый день идти бок о бок со смертью.
Блу хлестнула палкой по траве впереди себя.
– Ладно, пошли.
Ганси втянул губы и выпустил их.
– Семь лет назад я был вместе с родителями на одном званом ужине. Не помню, в честь чего. Кажется, один из отцовских друзей стал кандидатом от партии.
– В… Конгресс?
Земля под ногами и воздух вокруг дрожали от далекого грома.
– Наверно. Не помню. Знаешь, иногда бывает – ничего как следует не помнишь. Ронан говорит, что воспоминания похожи на сны. Невозможно припомнить, каким образом ты оказался голым перед всем классом. Короче говоря, на вечеринке я соскучился… мне было лет девять-десять. Вокруг – сплошь вечерние платья, галстуки и всевозможная еда, в состав которой обязательно входят креветки. Мы, дети, начали играть в прятки. Я думал, что уже слишком большой для этой игры, но заняться было больше нечем.
