– И во-вторых, – добавила Персефона, – Нив и Мора вернулись домой раньше.
35
На кухне было тесно. Кухня никогда не была просторной, а когда туда втиснулись трое юношей, четыре женщины и одна Блу, стало казаться, что в ней просто не хватает пола. Адам вежливо помогал Персефоне приготовить чай на всех, хотя постоянно спрашивал: «А где чашки? А ложки? А сахар есть?» Ронан, впрочем, с лихвой компенсировал спокойствие Адама – он занимал столько места, что хватило бы на троих, потому что постоянно ходил туда-сюда. Орла тоже явилась за новостями, но с таким восхищением уставилась на Ронана, что Калла прикрикнула на нее, велев уйти и освободить немного пространства для остальных.
Нив и Ганси сидели за столом. Адам и Ронан выглядели точно так же, как в последний раз, а Ганси нет. У него стали другие глаза. Блу рассматривала его на минуту дольше принятого, пытаясь понять, что же изменилось, – и решила, что причин несколько. В том числе глаза стали немного светлее, а кожа вокруг них натянулась немного туже.
Он сидел, вытянув перед собой руку. Большой палец был в шине.
– Кто-нибудь, срежьте с меня больничный браслет, – попросил он.
Было нечто одновременно мужественное и тревожное в той намеренной небрежности, с которой Ганси это произнес.
– Я чувствую себя инвалидом. Пожалуйста.
Протянув ему ножницы, Персефона заметила:
– Блу, я, кажется, говорила тебе, что не нужно зажимать большой палец в кулаке, если собираешься кого-то ударить.
– Ты не просила передать это ему, – парировала Блу.
– Так, – сказала Мора, стоя на пороге и потирая лоб. – Я так понимаю, что-то происходит. Кто-то только что пытался убить тебя, – она повернулась к Ганси. – Вы двое говорите, что вашего друга убил человек, который пытался убить его, – это было адресовано Ронану и Адаму. – Вы втроем утверждаете, что Нив звонил человек, который убил их друга и пытался убить Ганси, – это относилось к Блу, Персефоне и Калле. – А ты говоришь, что не общалась с ним с тех самых пор.
Теперь Мора обращалась к Нив. Остальные и так смотрели на нее с самого начала, хотя Мора говорила со всеми по очереди.
– И ты позволила им обыскать мою комнату, – заметила Нив.
Блу ожидала, что Мора устыдится, но та вдруг как будто стала выше ростом.
– И, несомненно, у меня были на то причины. Поверить не могу, что ты скрыла от меня правду. Если ты желала исследовать дорогу мертвых, почему просто не попросила? Откуда ты знаешь, что я сказала бы «нет»? Но ты притворилась, что искренне хочешь…
Она замолчала и посмотрела на Блу.
– Найти Орешка, – договорила та.
– О господи, – произнесла Мора. – Калла, это твоих рук дело, так ведь?
– Нет, – сказала Блу.
Она изо всех сил притворялась, что парни не смотрят на нее.
– Я тоже имею право злиться. Почему ты просто не сказала мне, что на самом деле ничего не знаешь о моем отце и что я родилась вне брака? Зачем было делать из этого тайну?
– Я никогда не утверждала, что ничего не знаю о нем, – ответила Мора глухо.
Ее лицо не понравилось Блу; оно казалось чересчур эмоциональным.
Тогда девушка посмотрела на Персефону.
– А ты откуда знаешь, что я не обрадовалась бы правде? Мне всё равно, что мой отец был проходимцем по прозвищу Орешек. Сейчас это уже неважно.
– На самом деле его звали как-то иначе, правда? – негромко спросил Ганси у Адама.
Голос Нив, неизменно мягкий, заполнил кухню.
– По-моему, ты всё излишне упрощаешь. Я действительно разыскивала отца Блу. Просто я искала не только его.
Калла резко спросила:
– Зачем тогда столько секретов?
Нив многозначительно взглянула на забинтованный палец Ганси.
– Это открытие, которое влечет за собой опасность. Вы ведь тоже понимаете, что тайна необходима. Иначе бы вы поделились с Блу всем, что знаете.
– Блу не экстрасенс, – твердо сказала Мора. – Большая часть вещей, которыми мы не делимся, имеют смысл только во время гадания.
– Мне вы тоже не сказали, – напомнил Ганси.
Он смотрел на свой палец, сдвинув брови. Блу вдруг поняла, что именно в нем изменилось: на Ганси были очки в тонкой металлической оправе. Такие очки обычно не замечаешь, пока тебе не скажут. В них Ганси казался старше и серьезнее, ну или у него просто было такое выражение в ту минуту. Хотя Блу никогда, никогда бы ему об этом не сказала, но таким он нравился ей больше, чем безыскусно-красивым, открыточно-растрепанным.
Он пояснил:
– На сеансе, когда я спросил про силовую линию, вы скрыли от меня эту информацию.
Вот теперь Мора словно слегка устыдилась.
– А откуда мне было знать, зачем она тебе нужна? Так. Ну и где теперь этот человек? Баррингтон. Его правда так зовут?
– Баррингтон Пуп, – хором ответили Адам и Ронан и насмешливо переглянулись.
– В больнице мне сказали, что его ищут. Не только местная полиция, но и полиция штата, – произнес Ганси. – Но дома Пупа не оказалось, и, судя по всему, он заранее собрал вещи.
– Как говорится, пустился в бега, – сказал Ронан.
– Думаешь, он еще питает к тебе интерес? – спросила Мора.
Ганси покачал головой.
– Я даже не знаю, был ли хоть когда-нибудь ему интересен. Сомневаюсь, что у Пупа есть план. Он хотел заполучить тетрадь. Пуп ищет Глендауэра.
– Но он не в курсе, где Глендауэр?
– Никто не в курсе, – ответил Ганси. – У меня есть коллега…
Ронан хихикнул, услышав это слово, но Ганси продолжал:
– …в Англии, который рассказал мне про ритуал, для которого Пуп использовал Ноя. Возможно, он попробует еще разок в другом месте. Например, в Кабесуотере.
– Я думаю, мы должны его пробудить, – сказала Нив.
И вновь все уставились на нее. Сложив руки на груди, она сидела совершенно безмятежная – воплощенное спокойствие.
– Прости? – уточнила Калла. – Если не ошибаюсь, для этого нужно мертвое тело.
Нив наклонила голову набок.
– Необязательно. Жертвоприношение – не всегда смерть.
Ганси с сомнением взглянул на нее.
– Даже если предположить, что вы правы, Кабесуотер – довольно странное место. Как поведет себя силовая линия в других местах, если мы ее пробудим?
– Не знаю. Впрочем, я уже сейчас могу тебе сказать, что она вот-вот проснется, – ответила Нив. – Для этого мне даже не нужна моя миска.
Она повернулась к Персефоне:
– Или ты не согласна?
Персефона держала кружку перед лицом, заслоняя рот.
