Именно «огненной водой» французы споили членов племени катоба, в котором я родился. А потом их торговцы резвились с нашими женщинами, которые пьяные были готовы отдаться за связку бус, пока их мужья были беспомощны, как новорожденные дети. Я был еще мал, но запомнил, как мою мать валяли на лежаших на земле шкурах французы-перекупщики. Потом у меня родилась сестра со светлой кожей и чертами лица, напоминавшими одного из этих французов. После этого, когда торговцы пришли к нам снова, мой отец убил обоих. Вскоре в селение явились французские солдаты и схватили вождя. Они подожгли нашу хижину и, когда мы выбежали из нее, спасаясь от огня, бледнолицые убили отца и мать, а меня с сестрой увели в свое поселение.
С тех пор я рассказывал, что французы сварили их заживо. Это, конечно, неправда, но чем лучше то, что они сделали на самом деле? Впрочем, с детьми они обращались неплохо. Сестру удочерила французская семья, а меня послали в школу к монахам-августинцам. Именно тогда я научился читать и писать на французском, а также считать и молиться их Богу. Но другие дети обзывали меня «singe»
[96] и не любили меня. Один раз несколько мальчишек набросились на меня, но я сумел побить двоих, а другие разбежались. Надо отдать должное монахам – они наказали моих обидчиков, а мне лишь сказали, чтобы я больше не дрался. Мне и не приходилось потом это делать – на меня больше никто не нападал.
Жили мы взаперти. За другими детьми летом приезжали родители и забирали их, а я так и оставался в монастыре. Два раза я пробовал бежать, после чего меня перестали выпускать на улицу. И вот, в один прекрасный день, по дороге из церкви в помещение школы, я взобрался на стену и, пока монахи бегали и кричали, прыгнул в холодную воду реки Святого Лаврентия. Как я смог выплыть, не пойму до сих пор. Потом я долго шел, сам не зная куда, питаясь ягодами и птичьими яйцами. Изголодавшийся, я добрался до деревни индейцев сенека, которые, хоть поначалу я и не знал их языка, приняли меня в свое племя.
Деревня, где я жил, находилась на озере Эриэлхонан
[97]. Конечно, мне там было нелегко – у меня не было прав, какими обладал любой житель деревни. Например, доля моей добычи на охоте была в два раза меньше, зато мне приходилось выполнять любую общую работу – строить частокол вокруг деревни или новый «длинный дом». Все могло измениться, если бы я женился на местной девушке. Но никто из родителей не хотел иметь «приблудного» жениха.
А потом, в один прекрасный день, в деревню пришли голландцы, у которых мы выменяли на шкурки не только топоры, но и несколько одеял. Вскоре почти все племя поумирало в страшных муках, а я почему-то не заболел. Таких, как я, оставалось всего полторы дюжины, и мы решили поискать другое племя. Мы ушли в горы, где встретили других индейцев, точно так же, как и мы, бежавших в горы от бледнолицых. Ранее многие из них были нашими врагами – там были и сасквеханноки, и ленапе, и другие – но мы смогли договориться между собой и порешить, что мы будем держаться вместе. Так и появилось племя минго, а меня выбрали военным вождем.
Год назад к нам пришел бледнолицый англичанин, представившийся по-французски Жоржем Вашингтоном. Он принес богатые дары. Кто-то ему рассказал, что я ненавижу французов, и он предложил мне поучаствовать в их походе. Да, мне удалось убить несколько французов у Грейт-Медоуз, включая французского командира Жюмонвилля. Но англичане обращались с нами ненамного лучше французов, и я увел своих людей из построенного ими форта Несессити, который потом уничтожили французы.
Квинси же приходил тогда вместе с этим Жоржем. Сегодня же он снова явился ко мне с посланием от английского генерала Брэддока. Оказалось, что некие сасквеханноки предательски убили Вашингтона и многих других, а потом ушли в горы. Не похоже это на сасквеханноков, подумал я, но вслух лишь спросил:
– И какую награду мы получим за их скальпы?
– Вам предстоит лишь обнаружить их и дать нам знать. Убивать их только при крайней необходимости. Пять долларов за каждого обнаруженного вами сасквеханнока. А если кого-то вам придется убить, то десять долларов за скальп.
По тому, как он плотоядно усмехнулся, я понял, что сам он получит намного больше. А раз так, не лучше ли поубивать их всех и получить вознаграждение за скальпы у английского генерала? Но этого я говорить не стал и лишь сказал Квинси:
– Задаток – десять долларов.
– Я же тебе принес подарков на двадцать, – обиженно пробормотал тот. Действительно, мне были подарены настоящая пенсильванская винтовка и хороший нож.
Но я снова повторил:
– Подарки – это подарки. А задаток – десять долларов.
Квинси махнул рукой, пошарил в кармане и достал оттуда несколько серебряных монет. Потом он рассказал мне, как мне с ним связаться в случае надобности. Он особо подчеркнул, что всю информацию я должен буду передать лично ему. Потом Квинси удалился вместе со своим молчаливым напарником. А я собрал своих разведчиков и рассказал, что им следовало сделать.
На следующий день ко мне пришел один из них, по имени Молна, и сказал:
– Вождь, я их нашел. Они шли вдоль Джуниаты, а теперь повернули в сторону Медвежьих гор. Думаю, что они будут там завтра.
– Хорошо. Там мы их и встретим.
– Вот только… Я заметил, что с ними были странно одетые бледнолицые.
– Это их заложники?
– Нет, они шли вместе с ними.
– Они англичане или французы?
– Я боялся подходить к ним близко. Только один раз я сумел услышать, как двое из них говорили между собой. Один – точно англичанин, другой тоже говорил по-английски, но со странным произношением. Там были еще трое, но кто они, я не сумел узнать.
Мне все это совсем не понравилось. Но кивком я дал Молне понять, что разговор наш закончен. Радовало лишь одно – если это не англичане, то, наверное, то ли французы, то ли голландцы. А у меня и к тем, и к другим имелся немалый счет. А вот англичанин, тот, наверное, заложник. Надо будет сказать своим воинам, чтобы они его не трогали.
Историческая справка
Плавильный котел в Аппалачах
К началу восемнадцатого века многие некогда многочисленные племена, населявшие английские колонии в Северной Америке, находились на грани полного уничтожения. Часть из них пыталась всеми способами удержаться на землях предков. Но практически всегда их либо истребляли, либо вытесняли на земли, которые европейским колонистам не были нужны. Другие бежали за Аппалачи, где обитали другие племена, без большого восторга смотревшие на пришельцев, а то и устраивавшие расправу над «понабежавшими». И, наконец, третьи решили закрепиться в Аппалачах, которые из-за весьма неблагоприятного климата были мало заселены.
Большинство из таких беженцев принадлежали к ирокезским племенам сенека и каюга. Но были среди них и сасквеханноки, и ленапе, также известные как делаверы, а также шауни и катоба. Трудно сказать, почему одни племена не истребили других, но факт остается фактом – за сравнительно небольшое время из беженцев – выходцев из разных культур, говоривших на языках, часто даже не родственных – появился новый народ, который другие индейцы и белые называли «минго».
