— Как ты хочешь выглядеть? — спросила она, когда я опустился на стул.
— По-другому, — ответил я. — Полностью по-другому.
Мгновение она молча меня разглядывала.
— Я могу нарисовать любое из лиц, которые ты видишь на стенах, или что угодно другое. Любого персонажа или животное. Или нечто абстрактное.
— Удиви меня, — сказал я.
Она снова улыбнулась.
— Никто раньше не просил меня об этом. Никому не хочется рисковать и в итоге выглядеть глупо.
— Зачем тебе делать так, чтобы я выглядел глупо?
— О, я бы и не стала. Зачем мне это? Большинство людей хотят выглядеть круто, а между круто и глупо очень тонкая грань.
Мне понравился ее голос. Немного сиплый. Во сне она не разговаривала. «Контумакс» произнес труп девочки, принесенный вслед за ней.
— Как тебя зовут? — спросил я, пока она изучала пузырьки с краской, явно раздумывая, что именно нарисовать.
— Конни. А тебя?
— Норман. — Я подумал, что мы оба соврали. — Давно работаешь на ярмарке?
— Я на ней выросла. Чем ты занимаешься, Норман?
— Я библиотекарь.
Она поймала мой взгляд.
— Ты не похож на библиотекаря.
— А на кого похож?
— Ты похож на Итана, а не на Нормана и выглядишь скорее как морской котик или армейский рейнджер, а не библиотекарь.
— Вообще-то, нет. Я не крутой парень.
— По-настоящему крутые парни никогда не говорят, что они крутые.
— Некоторые говорят. А потом бьют тебя, чтобы это доказать.
— Ты не выглядишь побитым. — Она открыла пузырек с краской.
— Я избегаю конфликтов.
— Валишь другого парня первым, до того, как тот ударит?
— Предпочитаю бежать от таких со всех ног.
Она взяла кисточку.
— Пожалуйста, закрой глаза. И не открывай. Не хочу, чтобы в них попала краска.
Я закрыл глаза и спросил:
— Почему Итан?
— У меня есть старший брат Итан. Это древнееврейское имя, означает «постоянный», «уверенный».
— Он тоже разрисовывает лица?
— Его прочили в управляющие «Дворца бинго», который принадлежит моему отцу. Но он решил заниматься другим делом. Если кисточка щекочет, скажи мне, и я постараюсь по возможности рисовать губкой.
— Не щекочет. Чем занимается твой брат?
— Он морской котик.
Мне захотелось открыть глаза, чтобы встретиться с ней взглядом, но я не стал этого делать.
— Должно быть, я немного похож на твоего брата.
— Ты совсем на него не похож. Но в тебе есть что-то от Итана.
— Это хорошо?
— Лучше не придумаешь.
— Ты меня засмущала.
— Итан сказал бы так же.
Работала она быстро и примерно через десять минут сказала, что можно посмотреть на результат, по еле чего вручила мне большое ручное зеркало.
Вокруг глаз была нарисована маска Арлекина. От волос до подбородка тянулся узор из черных и белых ромбов, таких идеально ровных, несмотря на контуры моего лица, что за этой четкой геометрией мои черты почти исчезли. Меня не узнала бы даже Сторми.
— Арлекин — клоун, — сказал я.
— Вернее, паяц. Когда я спросила, как ты хочешь выглядеть, ты сказал «по-другому, полностью по-другому». Не могу представить, кто отличается от тебя сильнее, чем паяц.
Я поймал ее пристальный взгляд.
— Конни, твои сны когда-нибудь сбывались?
Она ответила не сразу. Забрала у меня зеркало и положила его на стол. Потом встретилась со мной глазами, удержала взгляд и наконец сказала:
— Только однажды. Я не часто вижу сны.
— Это был сон о наводнении? О том, как затопило целый город?
Она взглянула на мать, которая закончила с под ростками и теперь работала с десятилетней девочкой, родители которой восхищенно наблюдали за процессом. Никто из них не обращал на нас внимания, но Конни все равно понизила голос.
— Нет. Не о наводнении. Это был сон про... про парня, который заходит сюда и говорит, что хочет выглядеть «по-другому, полностью по-другому».
Она говорила так серьезно, что я поверил.
— Приснился мне вчера ночью, — сказала она.
— Я попросил удивить меня, и тебе это только что удалось.
— Во сне я знала, что тот парень в беде, у него враги.
— Не знаю, что и сказать.
— Наверное, не надо ничего говорить. Если скажешь, твои проблемы могут перейти ко мне.
Я кивнул, вытащил бумажники заплатил.
— Не волнуйся, — сказала она мне вдогонку. — Тебя родная мать не узнает.
— Она и так не знает, — ответил я.
Глава 18
Замаскировавшись таким образом, я отправился искать то, не знаю что. У подавляющего большинства посетителей ярмарки лица разрисованы не были, однако людей с аквагримом хватало, и вроде бы никто не обращал на меня особого внимания.
Я шагал по главной аллее. «Ускоритель» мотал седоков из стороны в сторону. «Гусеница» тащила визжащих посетителей в темноту, двигаясь в тысячу раз быстрее, чем любая настоящая гусеница. Кабинка «Свободного падения» взмывала на двести футов, а потом летела вниз в якобы неконтролируемом свободном падении. Колесо обозрения поднимало и опускало пассажиров, потом снова поднимало и опускало словно было не обычным ярмарочным аттракционом, а метафорой к базовой модели человеческого существования.
Сложно веселиться на ярмарке или в парке развлечений и не осознавать, что подавляемый страх смерти — возможно, единственное постоянное чувство в человеческом сердце, даже если большую часть времени люди запирают его в подсознании, пока занимаются своими делами. Экстремальные аттракционы дарят нам возможность осознать этот постоянный страх высвободить напряжение от того, что его подавляют и обмануться иллюзией неуязвимости после благополучного приземления в «Свободном падении».
Ярмарка сверкала, все аттракционы были украшены лампочками, неоновыми трубками и мигающими огоньками. Над дорожкой в форме буквы «П» висели гирлянды разноцветных фонариков. На перекладине «П» установили грузовик с открытой платформой, а на ней — два больших вращающихся прожектора подключенных к пыхтящему бензиновому генератору. Их лучи были направлены в небо, подсвечивая подбрюшье армады облаков. Облака, словно дирижабли, молчаливо стягивались с юго-запада.
Разноцветные огни были призваны привлечь посетителей и создать праздничное настроение, но в атмосфере ярмарки чувствовались враждебность и угроза. Несомненно, это ощущал не только я. Посреди ослепительного блеска и яркого поддельного очарования затаилось нечто. Настороженная темнота наблюдала, ненавидела, ждала. Шесть лет назад я не чувствовал ее присутствия.
