Также у меня появилось ощущение, что за мной следят. Я не переставая поглядывал в зеркало заднего вида. Трижды, когда едущий позади автомобиль казался подозрительным, я сворачивал на первом же перекрестке, но ни один за мной не последовал.
Только через пятнадцать минут после завершения разговора с чифом Портером я понял, что еду по автостраде к озеру Мало Суэрте со скоростью восемьдесят миль в час, на двадцать больше разрешенной. Решив, что мой психический магнетизм в тот момент функционировал даже хуже правительственной компьютерной системы за десять миллиардов долларов, я не рассчитывал найти Боба и Джима на дамбе. Либо я несся к Мало Суэрте, отчаявшись, в надежде найти новую ниточку к неуловимым мужчинам без лиц и фамилий, либо сработала интуиция, которая обычно меня не подводила.
Я вдруг вспомнил, что, хоть Джим и Боб не имели лиц, у меня их было два: с первым я родился, а второе нарисовала Конни на ярмарке. Охраняющие дамбу полицейские и так на взводе, поджидая вооруженных до зубов сектантов с тонной взрывчатки. Если я появлюсь раскрашенный под киношного психопата, терроризировавшего Готэм, может произойти трагическая ошибка. В конце концов, это мир трагических ошибок.
Мне не хотелось терять время и возвращаться че рез весь город в дальние предместья, где находилось убежище Буллоков, только затем, чтобы смыть маску. Если остановиться на заправке, чтобы воспользоваться уборной, придется просить ключ. Неизбежен утомительный разговор насчет моего разрисованного лица, которое вне ярмарки выглядело настолько же диковинным, насколько обычным на ее главной аллее.
Вместо того чтобы отправиться прямиком на дамбу, я поехал к парку на северном берегу, где этим утром завтракал с Оззи Буном и чифом Портером. На ночь парк закрывали. Я оставил «Эксплорер» на обо чине шоссе, перелез через ворота и в темноте прошел около тридцати ярдов к желто-оранжевому кирпичному зданию общественного туалета.
Два сенсорных фонаря, две двери. Обе заперты.
К счастью, вокруг туалета разбили ландшафт под пустыню, и не было недостатка в кактусах, суккулентах и, разумеется, декоративных камнях. Округ Маравилья не настолько процветал, чтобы позволить ночное патрулирование закрытого парка. Я подобрал два камня размером с апельсин, помедлил, ведь всю жизнь стремился быть добропорядочным гражданином, и бросил первый камень в окно. Вторым камнем сбил острые осколки по периметру рамы, подтянулся па подоконник и скользнул внутрь.
В прошлом я ни разу не вламывался в туалет, хотя это не тот пункт, который включаешь в резюме.
Включив фонарик, все-таки не оставшийся на ко» моде в убежище, я прошел к раздатчику бумажных полотенец — под ногами трескалось и хрустело стекло — и выдернул несколько штук. Встал у средней раковины из пяти, осмотрел себя в зеркале и убедился в мудром решении тщательно умыться. За пределами ярмарки маска Арлекина и узор из черно-белых ромбов выглядели до крайности зловеще.
Чтобы исполнить задуманное, света фонарика было маловато, но здравый смысл на пару с паранойей возражали против включения флуоресцентных ламп под потолком.
Закончив, я наклонился ближе к зеркалу. Насколько я мог судить, вся краска смылась. Но что-то в моем лице было не так.
Я никогда не был высокого мнения о своей внешности. Мне всегда казалось, что я обычный, и это меня устраивало, поскольку такая красивая девушка, как Сторми Ллевеллин, все-таки нашла причины полю бить меня.
Но теперь что-то в моем лице вызывало беспокойство, и чем дольше я смотрел на отражение, тем сильнее тревожился. Я сказал себе, что мое лицо искажено из-за такого света: как бы я ни направлял луч фонари ка, резкие тени высекали на нем более свирепое выражение, чем в жизни.
Но дело не только в свете. Это лицо не принадлежало повару блюд быстрого приготовления, которым я когда-то был, не принадлежало пареньку, вошедшему за руку со Сторми в шатер с игровыми автоматами, чтобы задать важный вопрос «Мумии цыганки». В моих глазах поселилась печаль. Я отвернулся от зеркала.
Я не видел лиц своих противников, за исключением фото Вольфганга на водительском удостоверении. Видели ли они злобу за своими масками, когда смотрелись в зеркало, и наступал ли момент, после которого они избегали зеркал?
Я думал выйти через дверь, но изнутри ее нельзя было ни запереть, ни отпереть. Когда я с фонариком и руке вылез через окно, первым делом мне в глаза бросился «Эксплорер», одиноко стоящий за воротами парка. Его освещали фары припаркованного позади внедорожника.
Белый внедорожник марки «Мерседес». Как тот, что медленно проехал мимо, пока я прятался за фикусом нитида, убедив себя, что автомобилем управляет пожилая пара, возвращающаяся с церковного ужина.
Если тогда в машине и сидели пенсионеры, то за прошедшее время се у них угнали. Двое мужчин, вовсе не пожилые, осматривали «Эксплорер». В свете фар их было хорошо видно, даже с расстояния в тридцать ярдов.
Обратный психический магнетизм. Джим и Боб.
Я слишком настойчиво думал о них, слишком упорно их разыскивал. У меня не было их лиц, чтобы связать с именами, не было даже узнаваемого голоса хотя бы одного из них, поэтому я не смог их найти. Но их при тянуло ко мне, вот они, пожалуйста.
Один из них как раз смотрел в мою сторону. Когда я вылез из разбитого окна, он указал на меня, и второй мужчина тоже повернулся ко мне. Меня выдавали сенсорные фонари над входами в туалет и тусклый луч моего фонарика, но внимание мужчин привлекли не они. Для них я был как магнит для железных опилок, и не заметить меня было невозможно.
Глава 26
Я мог убежать от них. Но ради чего? Без «Эксплорера» не обойтись. Чиф оказался прав, когда сказал, что события развиваются быстро. Какая бы катастро фа ни грозила сделать трагедию Пико Мундо важней шим событием года, она разразится в течение следующих нескольких часов, наверняка до рассвета. Если и оставалась надежда раскрыть и сорвать замыслы сек ты, мне нужно быть мобильным. Не выйдет гоняться за истиной пешком или полагаться на автостоп каждый раз, когда возникнет необходимость.
Мое преимущество заключалось в том, что люди, которых притягивало ко мне обратным психическим магнетизмом, не знали, что привело их к месту, где находился я. Они не испытывали побуждения разыскивать меня, не ощущали никакой влекущей силы.
Всегда находились оправдания тому, почему они отклонились от намеченного плана и отправились в места, посещать которые не собирались. Может, они говорили себе, что требуется время подумать о том, что делать дальше. Может, убеждали себя в том, что бесцельные блуждания на машине освободят голову и позволят тщательнее все взвесить. Как бы то ни было, они всегда очень удивлялись, увидев меня.
Я без колебаний пошел к главным воротам, будто меня нимало не волновали намерения этих мужчин, будто я считал, что те, кто водит внедорожники «Мерседес», все поголовно добропорядочные граждане, желающие своим ближним всего самого лучшего, а также чтобы закончился голод на земле и наступил мир во всем мире.
