Я не мог позволить ему уйти. Выстрелил ему в спину. Это был не самый плохой поступок из тех, что мне приходилось совершать, но один из худших, наравне со многими.
Мужчина свалился с забора на спину, еще живой, глядя на меня сквозь очки, а я шагнул вперед и встал над ним. Он стиснул зубы, из его горла вырвался сдавленный крик боли, словно ему не хотелось доставлять мне удовольствия слышать, как он страдает.
Мне это не доставляло никакого удовольствия.
— Просто скажи, что должно произойти сегодня. Для чего все это?
Мои электронные часы не тикали. И тем не менее я слышал тиканье.
Вместо ответа он посоветовал мне совокупиться с самим собой таким образом, что любой, обладающий базовыми знаниями человеческой анатомии, посчитал бы это невозможным.
Он больше не мог сдерживаться и издал мучительный вопль.
Я выстрелил ему в затылок, положив конец боли.
Меня бросило в дрожь. Закрыв глаза, я попросил появления знака, который подтвердил бы, что совершенное мною необходимо. Всего один маленький знак. Большой не нужен. Один маленький, но неопровержимый знак. Я открыл глаза. Знака не было. Не сработало, и никогда не срабатывало.
Я опустился на колени рядом с первым убитым и снял с него очки. Провод соединял их с блоком питания, пристегнутым к штурмовому поясу. Я прицепил блок питания к своему ремню и надел очки.
Ночь засветилась зеленым. Среди зелени мелькала темнота, и довольно часто, но ее было гораздо меньше, чем до того, как я надел это вспомогательное устройство. Чтобы привыкнуть к зловещему цвету и искаженному восприятию, потребовалось несколько минут.
Сирены послышались ближе. Пожарные машины завывали так, будто подъезжали к саду, возможно, уже сворачивали с окружного шоссе. Полиция, должно быть, ехала следом. Пожарные и копы за пару минут разберутся, что взрывы вызваны не проблемами с газопроводом или другими случайными причинами. Доказательства взрыва обнаружить легко. Чиф Портер попросит дорожный патруль штата помочь людьми. Вскоре этот обычно тихий сельский район Пико Мундо наводнят полицейские, может быть, установят блокпосты на дорогах. И не все они меня знают и могут за меня поручиться.
Я забрал винтовку центрального боя у мужчины, не сумевшего перебраться через забор. Таким оружием мне пользоваться еще не доводилось.
Меня вырастила мать, которая была душевнобольной, но никогда не помещалась в лечебницу. Она притворялась, что имеет склонность к самоубийству, хотя бралась за пистолет, только чтобы запугивать собственного ребенка. Как следствие, я не любил оружие, но научился им пользоваться. Я начал его понимать, осознал, что это всего лишь инструмент и, по сути, зла в нем не больше, чем в клещах или гаечном ключе. Как я уже упоминал, иногда мне удавалось отбиться от врагов, применяя мою энциклопедию нетрадиционного оружия: например, кларнетом, гобоем и тромбоном (столкновение в магазине музыкальных инструментов), тремя ведрами с помоями для свиней (не в музыкальном магазине), мокрой шваброй, кокосами, спреем от ос и однажды действительно двенадцатитомной энциклопедией. Но часто именно огнестрельное оружие спасало мою жизнь и жизни тех, кто зависел от меня.
По собственному опыту погони через сад я знал, что эти полностью автоматические винтовки, такие же противозаконные, как ядерные чемоданчики, способны стрелять и одиночными патронами, и смертоносными очередями. Но не знал, ни на каком режиме стоит эта винтовка, ни как можно изменить режим. Я предположил, что она все еще на автоматической стрельбе. Не похоже, чтобы эти психи соблюдали без опасность, обращаясь с оружием.
К штурмовому поясу мертвого мужчины крепились четыре запасных магазина. В каждом было примерно по тридцать патронов. Я нашел на винтовке нужную кнопку, извлек полупустой магазин и вставил вместо него полный. Нащупал останов затвора. Нашел спусковой крючок. Это был предел моих знаний о подобном оружии. Придется учиться на ходу.
Я забрал у мертвого сатаниста запасной магазин и сунул его во внутренний карман пиджака, порвав под кладку. Мистер Буллок больше никогда не одолжит мне одежду. Второй запасной магазин я положил во внешний карман.
Закинув винтовку на плечо, я выпрямился и перелез через забор. Вот была бы ирония, если бы кто-нибудь выстрелил мне в спину, пока я карабкался.
В воображении я слышал Эмори и Карла.
«Еще минут пять-шесть, и они, наверное, взорвут церковь».
«Что найдут, то и взорвут».
До следующего взрыва оставалось уже не пять, а всего две-три минуты. Я не знал, о какой церкви шла речь, и у меня не было времени на поиски.
Хотя математика никогда не была моим сильным предметом, я мог сложить два и два. Команда, что преследовала меня в саду, могла оказаться не единственной выполняющей задание этой ночью. Они не собирались тратить всю взрывчатку, чтобы взорвать дамбу. Столько и не требовалось. Они взрывали все, что попадалось на пути.
«Разве мы не анархристы?»
«Правильно “анархисты”. И нет, мы не анархисты».
«А я думал, что да».
«Мы правим, сея хаос. Это совсем другое».
Поведение сектантов было не настолько безумным, как мне показалось сначала. У них имелась стратегия и тактические планы по ее выполнению. Фабрика по переработке миндаля и церковь служили отвлекающими маневрами. Все, что они взорвут в следующий час, призвано отвлечь и загрузить полицию, вызвать нехватку людей, когда понадобится справиться с главной угрозой.
Нужно было позвонить чифу Портеру, но на это просто не хватало времени. Я решил, что знаю, где находится ферма и кто та женщина и двое ее дочерей, которым грозит опасность. В таком хаосе полиция никогда не доберется туда вовремя.
«Ты запал на ферму».
«Ты тоже. Ты же видел фотки — две девчонки и мамаша».
«Нам они в любом случае не достанутся».
«Но мы можем посмотреть».
«Я это уже видел. Много раз».
В разгар хаоса, перед главным событием ночи, сектанты собирались выделить время на краткую религиозную церемонию. Они намеревались принести жертву, чтобы убедиться, что князь мира сего, его сатанинское величество, с благосклонностью отнесется к катастрофе, которую они надеялись обрушить на мой любимый Пико Мундо.
Три человеческие жертвы.
За оградой сада виднелась латаная-перелатаная однополосная асфальтовая дорога, проложенная много десятилетий назад. Она потрескалась и осыпалась по краям, местами поросла пучками травы и высохших сорняков. По бокам нависали калифорнийские каменные дубы, старые, как все деревья в округе Маравилья. Эта живописная дорога соединяла ближайшее окружное шоссе и ранчо «Голубое небо», место с богатой историей, как триумфальной, так и трагической
Я сразу повернул на восток, в зеленую ночь, в сторону от окружного шоссе, и побежал изо всех сил, стремясь спасти мать и двух дочерей, которые жили на ранчо. Если Эмори и Карл ничего не перепутали, у меня нет и десяти минут. Может быть, семь.
