И теперь, сидя на полу за прилавком кафе-мороженого, я заговорил с ней, не беспокоясь о том, что мой паранормальный дар затянет ее обратно в этот многострадальный мир. Те, кто перешел в следующую жизнь, не возвращаются. Даже сила любви, какую бы глубокую любовь ни испытывал мужчина к женщине, не преодолеет преграду между нами.
— Уже недолго, — тихонько произнес я.
Мне чудилось, что она слышит мои слова, даже находясь в другом мире. Это может показаться вам странным, но со мной случались и более странные вещи. Когда лицом к лицу сталкиваешься с Шестиглазом, демоном с телом человека и головой быка, начинаешь шире смотреть на вещи относительно того, что возможно, а что нет.
К тому же у меня нет другого выбора, кроме как верить, что все наши жизни связаны. Только в этом случае исполнится данное нам со Сторми обещание.
Шесть лет назад, когда нам было по шестнадцать, мы отправились на ежегодную окружную ярмарку. В дальнем конце шатра стояла машина с предсказаниями. Мы бросили в нее четвертак и спросили, будет ли наш брак долгим и счастливым. Более обнадеживающей карточки и не представить: «Вам суждено навеки быть вместе».
Эта карточка висела в рамке под стеклом над кроватью Сторми, пока та была жива. Теперь я носил ее в бумажнике.
— Уже недолго, — снова прошептал я.
Я не верю, что можно представить любимый запах, вспомнить аромат так ясно, как некоторые мысленно слышат мелодии или видят места, в которых побывали давным-давно. И тем не менее, сидя в темном кафе, я уловил запах персикового шампуня Сторми. После смены в «Пико Мундо гриль» мои волосы пахли жиром и жареным луком, и она иногда давала мне этот шампунь. Мне так и не удалось найти нужную марку, и я не пользовался им уже много месяцев.
— Они идут в Пико Мундо. Еще больше сектантов. Вдохновленные теми, кто… убил тебя. Их больше не устраивают тихие ритуалы и человеческие жертвоприношения на тайных алтарях. То, что случилось здесь, навело их на мысли о более захватывающем способе… отправлять свою веру. По правде говоря, мне кажется, они уже в городе.
Как только я произнес эти слова, вдалеке послышался смех, а потом по торговому центру разнеслись голоса.
Я начал было подниматься на ноги, но лик тьмы залился румянцем света, и я остался под прилавком.
Глава 3
Незнакомцы вошли в бывшее кафе-мороженое, и голоса резко зазвучали громче. Если никто из них не хранил молчание, новоприбывших было трое: женщина и двое мужчин.
Опасаясь, что они решат заглянуть за прилавок или пройтись до его конца и посветить фонариками в зоне обслуживания, я юркнул в углубление, которое раньше занимал то ли холодильник, то ли какое-то другое кухонное оборудование. Паутина облепила мое лицо, подобно вуали, и защекотала ноздри, подстрекая чихнуть.
Пока я избавлялся от паутины и воображал себе ядовитых пауков, женщина спросила:
— Сколько убитых, Вольфганг? Именно здесь?
Голос у Вольфганга был хриплым. Вероятно, он выкурил бессчетное число сигарет и выпил немало неразбавленного, обжигающего горло виски.
— Четверо, в том числе беременная женщина.
Мне пришло в голову, что им наверняка бросились в глаза оставленные инструменты у двери, через которую я вломился. Впрочем, они, судя по всему, никого не искали, а стало быть, попали в торговый центр другим путем.
У второго мужчины голос был тихим, от природы мелодичным, но слишком медоточивым, словно его хозяин так навострился в обмане, что, даже находясь в компании ближайших товарищей и говоря от чистого сердца, не мог подстроить тон под ситуацию.
— Мать и ребенок сразу. Удивительно продуктивно. Двое по цене одной пули.
— Когда я сказал «четверо», я, разумеется, не посчитал нерожденного, — слегка раздраженно уточнил Вольфганг.
— Инкунабула, — произнесла женщина, но это слово ни о чем мне не говорило. — В числе девятнадцати убитых, о которых упоминалось в газете, его тоже нет. С чего ты вообще взял, что это так, Джонатан?
Вместо того чтобы ответить, Джонатан, специалист по вопросам продуктивности, сменил тему:
— Кто остальные трое?
— Молодой папаша с дочкой… — начал Вольфганг.
Я их знал. Роб Норвич, учитель английского старших классов, иногда по субботам завтракал в «Пико Мундо гриль» вместе с дочерью Эмили. Ему нравились мои картофельные оладьи. Его жена умерла от рака, когда Эмили было всего четыре года.
— Сколько лет было ребенку? — спросила женщина.
— Шесть, — ответил Вольфганг с придыханием, будто слово состояло из двух слогов, а не из одного.
Я недоумевал, кто эти люди и с какой целью заявились в торговый центр. Может, они из тех легионов безумцев, что обожают ужастики с пытками и порно? Приехали в отпуск и стремятся удовлетворить свое нездоровое любопытство, посещая места массовых убийств? А может, они не так уж невинны.
— Всего шесть. — Женщина словно смаковала возраст ребенка. — Варнера хорошо бы за нее наградили.
Саймон Варнер, злой коп, учинивший стрельбу в тот день.
Вольфганг знал все до мелочей:
— Лицо отца снесло выстрелом.
— Коронер, случайно, не выяснил, кого из них застрелили первым, папочкину дочку или папочку? — спросил Джонатан.
— Отца. Говорят, дочь цеплялась за жизнь еще с полчаса.
— Значит, она видела, как ему попали в лицо, — заключила женщина. Это гнетущее обстоятельство словно наполнило говорившую самодовольным удовлетворением.
Луч одного из фонариков скользнул по длинному перечню сортов мороженого — тот был по-прежнему виден мне из закутка, в котором я прятался, — и на миг замер у верхней строчки: «Кокосово-вишнево-шоколадное».
— Четвертая жертва — Бронуэн Ллевеллин, — продолжил Вольфганг. — Двадцать лет. Менеджер кафе.
Моя погибшая девушка. Ей не нравилось имя Бронуэн. Все звали ее Сторми.
— Симпатичная сучка, — добавил Вольфганг. — Ее фото крутили по телику больше других, потому что она была красоткой.
Луч света порыскал по перечню сортов мороженого и спустился по стене, на миг задержавшись на брызгах крови, прежде алых, а теперь цвета ржавчины.
— Чем важна эта Бронуэн Ллевеллин? — спросил Джонатан. — Из-за нее мы здесь?
— Отчасти. — Свет переполз с кровавых пятен дальше. — Было бы превосходно, если бы ее предали земле. Тогда мы бы выкопали труп и поморочили ему голову. Но ее кремировали да так и не похоронили.
Помимо способности видеть призраков, я обладаю даром, который Сторми называла психическим магнетизмом. Если я еду за рулем, или на велосипеде, или просто гуляю, все время сосредотачиваясь на имени или лице определенного человека, меня рано или поздно к нему притянет. Или его ко мне. Я не знал эту троицу, не думал о них перед их появлением, однако вот они, пожалуйста. Возможно, психический магнетизм сработал подсознательно — или это простое совпадение.
