Она выглядела сбитой с толку, но все равно не теряла самообладания, и я понял, почему девочки такие собранные.
— Моя сестра Арлин. Она живет в холмах. Но в чем дело?
— Некогда объяснять. Где вы храните ключи от машины? Я схожу в дом и принесу.
— Ключи мы держим в машинах. Здесь нет нужды беспокоиться о преступности.
Она поняла, что сказала, взглянула на дом, потом на огромное бензиновое пламя вдалеке.
— Чем бы это ни было, оно закончилось?
— Нет. Отсюда нужно выбираться. Вам придется уехать.
— Хорошо.
— И быстро.
Я поднял левую руку, и она заметила повязку.
— Что с вами случилось?
— Пырнули ножом. Я мог бы повести вашу вторую машину, будь у меня больше времени. Но ехать нужно быстро, и рана откроется еще до того, как я доберусь до окружного шоссе. Давайте берите девочек, пора смываться отсюда, пока не случилось еще чего-нибудь.
На зов Лорен появились Вероника и Виктория в сопровождении лабрадора Маггса.
В памяти раздался голос умирающей в шкафу девушки: «Ты пес. Ода, ты пес».
Девочки вроде не плакали. Испуганные, но стойкие. Пес вилял хвостом.
Гараж находился в отдельном строении. Мы вошли через обычную дверь, расположенную между двумя рулонными воротами. Внутри стояли четыре машины: пикап «Форд» с удлиненным кузовом, «Форд Экспедишн», «БМВ» и «Форд Спортсмен Вуди» семьдесят четвертого года выпуска, который Дэйв, ее покойный муж, полностью отреставрировал и переделал под себя.
Я думал, что Лорен предпочтет «БМВ» за его мощь, но ее выбор пал на «Экспедишн». Она велела девочкам забраться на заднее сиденье, пристегнуться и уложить пса между собой, чтобы тот не пострадал.
— Когда я говорю «быстро», то имею в виду «к черту ограничения скорости», — сказал я. — Нужно подбросить меня на ярмарку, прежде чем отвезти девочек, и я уже должен быть на месте. Меня ждет чиф Уайатт Портер.
Прибегать к упоминанию связей было немного стыдно. Но почти все в Пико Мундо уважали чифа и восхищались им. Некоторые люди ошибочно считали меня героем, но мое мнимое геройство давно устарело. Я решил, что Лорен скорее пойдет на крайние меры, чтобы помочь чифу Портеру, чем донельзя чудаковатому повару блюд быстрого приготовления.
— Быстро — значит быстро. Поняла. — Она направилась к водительской двери. — Я пользуюсь «Экспедишн» намного чаше, чем остальными машинами. Могу как следует разогнаться.
Я опустился на пассажирское сиденье и закрыл дверь. Достал «глок» из наплечной кобуры под пиджаком, положил его себе на бедро, прежде чем пристегнуться. Потом взял его в руки.
Открывая большую гаражную дверь при помощи дистанционного пульта, Лорен посмотрела на пистолет, потом на меня.
— Что должно случиться?
— Не знаю.
На заднем сиденье близнецы уговаривали Маггса:
— Хороший мальчик, хороший песик, храбрый песик.
Лорен завела двигатель. Сняла ручник. Выехала в ночь. Потом, резко выкрутив руль, развернула «Экспедишн», переключила передачу и рванула прочь от гаража, не тратя время на то, чтобы опустить дверь.
Глава 48
Из Лорен Эйнсворт вышел бы чертовски хороший гонщик «Наскар». Впрочем, по тому, как она сочетала скорость и осторожность, было бы правильнее сравнить ее с водителем «Скорой». Я знал, что «Экспедишн» — машина мощная, но меня беспокоил ее завышенный центр тяжести, обычная проблема для любого внедорожника. Если слишком резко повернуть на дороге без соответствующего уклона, наши шансы перевернуться выше, чем на «БМВ». Не проехали мы и мили, как я перестал дергаться по этому поводу. Лорен полностью контролировала ситуацию: «Экспедишн» был перчаткой, а она — рукой внутри.
— Кто все взрывает? — спросила она, не отрывая взгляда от шоссе. — Что происходит на ярмарке, если тебе необходимо быть там еще вчера?
— Мне нужно подумать, Лорен. Извините, но мне нужно подумать. Поломать голову над одной загадкой.
— Значит, думай. А на меня не обращай внимания.
Первым делом я вспомнил девушку-сектантку, то, как выглядела она в кабинете, когда отшвырнула бесполезную винтовку. Ее лицо искажали злоба и ненависть. И тем не менее она напомнила мне о дрейфующих трупах из сна, на чьих лицах застыло выражение ужаса. Когда ее призрак появился в коридоре и устроил полтергейст, ненависть и ярость лишь усилились, стали демоническими — и снова я подумал об утопленниках из сна.
Я вспомнил последнюю сцену того водного кошмара: труп маленькой девочки лет семи, волосы шевелятся вокруг головы, пока течение проносит ее мимо. Выпученные покрасневшие глаза задвигались и сфокусировались на мне. Из открытого рта вырвались пузырьки воздуха. И с ними пришло слово: «Контумакс».
На этом моменте я вырвался из сна, с колотящимся сердцем подскочил на кровати, молотя руками и ногами по простыням. Меня ужаснуло не только видение затопленного Пико Мундо, но также — и, возможно, в первую очередь — белокурый ребенок, который произнес первое из двух слов приветствия сектантов: «Контумакс. Потестас». Выражало ли ее лицо крайний испуг? Нет. Если подумать, глаза выпучивались и вращались, а на лице была написана неистовая ярость, причем не просто ярость, а бешенство. Но столь юное дитя не могло быть членом секты. Она так меня напугала, что я проснулся, но не была тем, чем казалась, представляла собой не угрозу, а жертву.
Я подумал о Конни, сестре Итана, молодой женщине, которая разрисовала меня арлекином в палатке «Результат налицо». Волосы цвета воронова крыла и серо-зеленые глаза. Она тоже мне приснилась — утопленница, дрейфующая в жутком свете погруженного под воду города. Я спустился глубже в колодец памяти и попытался вызвать в воображении ту часть сна. Всплыл образ: лицо Конни, но не такое, как в жизни, и не такое, как во сне о смерти. Либо я неправильно запомнил выражение ее лица, когда проснулся от кошмара, либо неправильно припоминал его теперь. Мне казалось, что ее душит не ужас, а ярость. И не просто ярость, а свирепость, ненависть. А еще муки и страх. Причем страх не преобладал, как я подумал поначалу. Страх был лишь частью необычного клубка искаженных эмоций.
Мы въехали в более населенный район Пико Мундо и за очередным углом наткнулись на пробку. Лорен тут же развернула машину на сто восемьдесят градусов, вырулив по дуге обратно на перекресток, который мы только что миновали. Возмущенные водители своими пронзительными сигналами устроили ей целую симфонию Гершвина. Она помчалась по улице в другую сторону, а потом вильнула направо в проулок, который шел параллельно пробке в нужном нам направлении.
— Насколько безумно можно себя вести? — спросила она. — Что на кону, Одди? Скажи мне, что на кону.
— Все. — Меня несколько удивила та уверенность, с которой я это произнес. — На кону все. Тысячи жизней, целый город. Может, даже больше, намного больше.
