Лу схватил мою ладонь и сжал ее в своих.
— Сегодня вечером большое собрание в кинотеатре на площади. Жду не дождусь. Увидимся там, приятель.
Он заторопился дальше по делу, о котором я мог только догадываться. Пока я смотрел ему вслед, он обернулся, потряс кулаками и засмеялся.
— Разве не здорово? — спросил он.
Я смотрел на него до тех пор, пока он не завернул за следующий угол. Постепенно на меня снизошло понимание. Мне хотелось верить, что это понимание, осознание правды, а не просто отчаянная надежда.
Я изо всех сил рванул к дому, в котором Сторми снимала квартиру. В этом Пико Мундо я мог бегать гораздо быстрее, чем в старом, и не уставать.
Когда я в конце концов свернул на нужную улицу, то увидел, что на тротуаре напротив ее дома выстроились люди, которых я знал. Все они умерли и задержались в том мире, а потом с моей помошью наконец пересекли черту. Мой старый школьный учитель. Умерший молодым школьный друг. Юная проститутка, застреленная в месте, которое когда-то называлось «Церковь Шепчущей Кометы: бар «Топлесс», книжный магазин для взрослых и «Божественный бургер». Их было несколько десятков, в том числе и мистер Элвис Пресли и мистер Фрэнк Синатра. Вес — и мужчины, и женщины — были в кедах, синих джинсах и белых футболках, но у каждого в наряде присутствовала деталь-другая, отличающая его от остальных. У одного были закатаны отвороты на джинсах, у второго — рукава, у третьей на футболке вышит цветок.
Заметив меня, они замахали руками. Я так разволновался, что едва не рванул через дорогу, чтобы обнять их и обменяться рукопожатиями. Однако среди всех людей, что я любил, выделялась одна девушка, любовь к которой была самой чистой, и я не мог остановиться, прежде чем узнаю наверняка, что обещание «Мумии цыганки» исполнилось.
Я взбежал по ступеням ко входной двери с большим овальным витражом, как было и в другом Пико Мундо. Она не стала дожидаться, пока я войду и постучусь в ее квартиру, а распахнула дверь и бросилась в мои объятья на крыльце. Я поднял ее и закружил, удивленный, изумленный, такой счастливый, каким, думал, уже никогда не буду.
Сторми Ллевеллин в кедах, синих джинсах и белой футболке с розовыми эполетами на плечах. Красавица Сторми, невредимая, сияющая и смеющаяся, взирала на меня, пока я смотрел на ее лицо.
— Что так долго, поваренок ты мой? — спросила она.
Не успел я ответить, как Сторми добавила:
— Отпусти, отпусти меня, ну же, мне нужно кое- что тебе показать.
Когда я отпустил ее, она взяла меня за руку и повела в дом, по коридору, в свою квартиру. Здесь все было так же, как в другом Пико Мундо: старые торшеры с шелковыми абажурами и бахромой из бисера, стулья в стиле Стикли и на контрасте с ними викторианские скамеечки для ног, литографии Максфилда Пэрриша и вазы из цветного стекла.
Пока мы шли по коридору, она буквально захлебывалась словами:
— Что я тебе говорила, странный мой? Тренировочный лагерь! А что, я говорила, следует за тренировочным лагерем? Служба! И какой, я говорила, будет эта служба?
— Ты говорила, что это будет великое приключение, круче, чем могли бы вообразить все писатели приключенческих книг, вместе взятые. Ты говорила, что оно переплюнет Толкина и что после второй идет третья жизнь — вечная.
— Ты все-таки слушал, — сказала она. — Иногда я сомневалась, поваренок.
Она распахнула дверь встроенного шкафа и достала из него нечто похожее на арбалет. Это было произведение искусства, определенно из серебра, с изящной гравировкой от ложа до стремени.
— Здесь нет пистолетов, Одди. Никаких пистолетов. Знаю, тебе это понравится. В любом случае от них не было бы толку.
Она также вручила мне колчан коротких стрел с серебряными наконечниками.
— Здесь никто не убивает других людей. С этим покончено, со всеми этими ужасами. Ничего такого. Никто не ест животных, а животные не едят нас. Погоди, пока не поговоришь с ними. Я имею в виду, с животными. Это очень странно, но в хорошем смысле.
Она достала из шкафа и передала мне второй колчан с короткими стрелами. У этих наконечники были золотыми.
— Для чего все это? — озадаченно спросил я.
— Тут что-то вроде чистилища, но оно не душное и горестное, как мы всегда думали. О да, нас ждет искупление, приятель, ты уж поверь, но способ заслужить его совсем не такой, как ты ожидаешь. Истинная и скрытая природа мира здесь такая же, как там, откуда мы пришли, но тут она не скрытая.
Я положил арбалет и колчаны на ближайшее кресло.
— Нос чем мы воюем?
— О мой обожаемый повар, подожди, пока увидишь их. Они самые отвратительные и ужасные создания, и жутко коварные, и много чего может пойти не так. Но теперь ты всегда будешь знать, мы все здесь знаем, за что именно сражаемся и как правильно — сражаться за это. А теперь поцелуй меня.
Я подчинился.
Это все, что я могу рассказать тем, кто еще не здесь. Подозреваю, что мой друг, наставник и приемный отец, мистер Оззи Бун, который любил меня, как собственного сына, в своей неподражаемой манере добавит пятьдесят третью главу.
Глава 53
В начале вечера небо вспыхивало от далеких зарницу южного горизонта. Дождя мы не ждали: согласно прогнозу погоды, буря не должна была пересечь границу округа.
В последний час уходящего дня я устроился в своем сконструированном на заказ кресле. Можно было не опасаться, что оно проломится, пока я не наберу чудесный вес в пятьсот фунтов, если, конечно, это вообще случится.
Мой кот по кличке Ужасный Честер, свернувшись калачиком на диване, то дремал, то посматривал на меня с кажущимся презрением, однако я знал, что на самом деле это своего рода добрая издевка.
Отрешившись от чудовищных взрывов, которые устроила секта в отдаленных районах Пико Мундо, я потягивал «Кеймус Каберне Совиньон», пощипывал сыр и в третий раз перечитывал «Холодный дом», хотя книга была какой угодно, только не холодной и унылой. Я добрался до сто второй страницы, когда ровно в одиннадцать часов девятнадцать минут прогнозы метеорологов были опровергнуты. Вспышка молнии прожгла мрак и так ярко сверкнула в каждом окне, что, если бы сила тяжести не бросала мне вызов, я бы подскочил от неожиданности. За первой вспышкой тут же последовала вторая, столь же яркая. Небывалый раскат грома сотряс дом от дымохода до фундамента, оконные стекла завибрировали. Второй раскат превзошел первый, и бокал с вином, стоящий на столике рядом с моим креслом, закачался и едва не опрокинулся.
Как писатель-романист, а также человек, который никогда не переставал ребячиться, я обожаю зрелища. Отставив в сторонку вино, сыр и мистера Диккенса, я сумел с привычным напускным чувством собственного достоинства подняться с кресла, добраться до входной двери и выйти на крыльцо.
