— А цифры?
— Это расстояния между пунктами, но не в милях, а в вентрийских лигах — стало быть, не слишком точные.
— Далеко ли нам ехать? — спросила Фарис.
— Около двухсот пятидесяти миль, и в основном по гористой местности. Запасных лошадей у нас нет, так что эту пару нужно всячески беречь. В случае удачи мы будем в Кафисе через месяц. А там только переплыть в Дрос-Пурдол — и мы дома!
— Дома у кого? — спросила внезапно Аксиана, бледная, с полными гнева глазами. — Мой дом разорили дренайские дикари, пришедшие из-за моря. Они погубили моего отца, а меня отдали в жены своему вожаку. Разве Аксиана едет домой? Нет, ее силой увозят прочь из дома.
— Простите меня, ваше величество, — помолчав, сказал Дагориан. — Я хотя и дренайский дикарь, но готов отдать за вас жизнь. Я увез вас из города только потому, что там опасно. Калижкан — настоящее чудовище. Он ради каких-то неясных мне целей хочет убить ребенка, которого вы носите. И у меня нет сомнений, что с Маликадой они в сговоре. Маликада доставил ему вашего отца, и Калижкан убил его. Маликада предал Сканду, и Калижкан убил его. Если в моих силах будет благополучно препроводить вас в Дренан, я это сделаю, а там воля ваша. Там вас примут, как королеву, и возможно, что вы вернетесь в Венгрию с новой армией, чтобы занять отцовский трон.
— Как можно быть таким наивным, Дагориан? Дренайской знати до меня дела нет — я для них чужеземка. Думаете, они окажут поддержку моему ребенку? Сомневаюсь. Скорее всего его удушат или отравят, а на вентрийский трон сядет другой дренай. Вы говорите, что Маликада отдал насмерть моего отца? В это я верю. Маликада не выносил его, считал слабым и винил за все одержанные Скандой победы. Вы говорите, что он предал Сканду — в это я тоже верю, ибо он ненавидел короля. Но меня он всегда любил. Он мой кузен, и не сделал бы мне ничего дурного.
— А твоему ребенку? — спросила Ульменета.
— Мне все равно, что будет с этим непрошеным подарком Сканды. Пусть забирают его, если хотят. А вас, Дагориан, я попрошу снова сесть в седло. Ваше присутствие для меня отвратительно.
Задетый за живое Дагориан встал, отвязал коня и сел верхом.
— Ты не права, моя голубка, — тихо заметила Ульменета, свернув карту.
— Помолчи, предательница. Не желаю тебя слушать.
Коналин с сухим смешком обернулся к ним:
— Ты спасла ее от мертвеца, а она тебя обзывает. До чего ж я их ненавижу, этих богачей.
Аксиана, не говоря больше ни слова, смотрела на заснеженные горы. Ей хотелось извиниться перед Ульменетой, признаться, что она говорила в гневе. Неблагодарность не входила в число недостатков Аксианы. Она понимала, что монахиня рисковала жизнью, защищая ее от жуткого существа в доме Калижкана. Более того, она знала, что Ульменета любит ее и никогда бы не позволила себе причинить ей зло. Она понимала все это, но ей было страшно. Она выросла при дворе, где любое ее желание исполнялось незамедлительно, и события двух последних дней глубоко потрясли ее. За какие-нибудь сутки она оказалась запертой в темной комнате, стала свидетельницей смертельной схватки, узнала о гибели мужа, а теперь ехала в скрипучей повозке по диким местам. Ей казалось, что разум изменяет ей. Калижкан, к которому она испытывала доверие и привязанность, оказался чудовищным детоубийцей. Одному Истоку известно, какую участь он готовил ей самой. Аксиана вздрогнула.
— Тебе холодно, голубка?
Аксиана угрюмо кивнула, и Ульменета закутала ее плечи в одеяло. Слезы выступили на глазах королевы. Тут повозку снова тряхнуло, и она повалилась на Ульменету.
— Прости меня, — прошептала она, припав головой к плечу монахини.
— Уже простила, дитятко.
— Мне ведь рожать скоро. Я боюсь.
— Я с тобой, и ты у нас сильная. Все будет хорошо.
Аксиана глубоко вздохнула и выпрямилась. Дагориан ехал впереди, осматривая дорогу. Они направлялись к лесу, покрывавшему холмы, как шкура буйвола, и города позади уже не было видно.
Фарис достала из мешка красное яблоко и предложила королеве. Аксиана с улыбкой приняла его. Какая эта девочка худенькая, совсем заморыш, но у нее красивые карие глаза и хорошенькое личико. Аксиана, впервые оказавшаяся так близко от простолюдинки, рассматривала ветхое платье Фарис. Невозможно определить его первоначальный цвет — теперь оно серое, продранное на бедре, плече и локте, а у запястий и ворота протертое чуть ли не до дыр. Во дворце оно даже на тряпки не сгодилось бы. Аксиана, протянув руку, потрогала грубую грязную ткань. Фарис, изменившись в лице, отпрянула и перелезла назад, к Суфии.
В этот миг ребенок в животе шевельнулся, и Аксиана вскрикнула, но тут же улыбнулась.
— Он брыкается.
Ульменета осторожно приложила ладонь к ее животу.
— Да, я чувствую. Он полон жизни, и ему не терпится.
— А можно я потрогаю? — спросила маленькая Суфияи подползла к ним.
Аксиана посмотрела в ее ясные голубые глаза и сказала:
— Конечно, можно. — Она взяла чумазую ручонку девочки и приложила ее к себе. Ребенок, передохнув, опять ударил ножкой, и малышка восторженно завизжала.
— Фарис, иди тоже потрогай!
Фарис посмотрела на королеву, и та с улыбкой протянула ей руку. Фарис придвинулась, и ребенок послушно шевельнулся еще раз.
— А как он туда попал? — спросила Суфия. — И как оттуда выйдет?
— Это волшебство, — поспешно ответила Ульменета. — Сколько тебе лет, Суфия?
— Не знаю. Мой братик Грисс говорил, что ему шесть, а я меньше его.
— А где он теперь, твой братик? — спросила Аксиана, гладя взлохмаченную, немытую белокурую головку.
— Его колдун забрал. — Девчушка вдруг испугалась. — А меня вы ему не отдадите?
—Пусть только сунется — убью, — свирепо ответил Коналин.
Суфии это понравилось, и она спросила:
— Можно я буду править?
Фарис помогла ей перебраться на козлы, а Коналин посадил ее к себе на колени и дал ей вожжи.
Аксиана надкусила яблоко и нашла его вкус чудесным.
Они уже добрались до леса, когда услышали позади топот копыт. Аксиана оглянулась. За ними скакали пятеро всадников.
Дагориан галопом вернулся назад с саблей в руке.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Веллиан был солдатом пятнадцать из своих двадцати девяти лет, и двенадцать из них служил Маликаде и Антикасу Кариосу. Он вступил в вентрийскую армию перед ее вторжением в Дренан. Этот великий поход должен был стать местью за давние обиды. Каждый вентрийский ребенок знал, что дренаи вероломны, что они нарушают договоры, захватывают чужие земли и что несколько веков назад они убили великого императора Горбена.
