Переодевшись в чистое, он по привычке начистил панцирь, шлем и прочие части доспехов, а затем повесил их на деревянный каркас. В комнате стало холодно, хоть окно и было плотно закрыто. Антикас хотел разжечь огонь, но голод донимал его еще сильнее, чем холод. Он опоясался мечом и вышел. В коридоре, как ни странно, было намного теплее.
В оставленной им комнате замерзла в тазу вода, и окна подернулись ледяными узорами.
Антикас, перейдя через Королевский проезд, направился в таверну Канты, где, как он знал, всегда хорошо кормили.
Дверь таверны он нашел запертой, но внутри явно кто-то был. Рассерженный Антикас забарабанил в дверь кулаком. Внутри сразу стало тихо.
— Открывай, Канта! Впусти голодного гостя.
Засовы отодвинули, и Антикас увидел на пороге двоих. Один, сам Канта, лысый толстячок с черными усищами, держал в руке кухонный нож, другой человек вооружился топориком.
— Входите, только быстро.
Антикас вошел, и за ним тут же заперли дверь.
— Чего вы так боитесь? — спросил он.
Двое переглянулись, и Канта, в свою очередь, спросил:
— Давно ли вы вернулись в город, сударь?
— Только что приехал.
— Здесь творилось такое, чего вы еще не видывали. — Хозяин положил нож и опустился на стул. — Люди рубили и резали своих соседей. Прошлой ночью пекарь убил жену и бегал по улице с ее головой в руках — я видел это собственными глазами сквозь ставни. Город охватило безумие. Довольно с меня, завтра же уеду.
— А что же стража?
— Стражники жгут и грабят вместе с остальными. Говорю вам, в это невозможно поверить. Днем все спокойно, но как только солнце сядет, кошмар начинается сызнова. Здесь царит великое зло, я нутром чую.
Антикас потер слипающиеся от усталости глаза.
— Теперь армия вернулась, и порядок будет восстановлен.
— Армия стоит лагерем в миле от города, — сказал второй человек, коренастый, с проседью в бороде. — Мы беззащитны.
Таверну освещал только слабый огонь в очаге.
— Есть тут что-нибудь съестное? — спросил Антикас. — Я ничего не ел со вчерашнего дня.
Канта удалился на кухню, а другой, усевшись напротив гостя, сказал:
— Здесь колдовство. Город обречен на гибель.
— Чепуха, — бросил Антикас.
— Ты еще не видел, что делается на улицах ночью — а я видел и вовек этого не забуду. Люди одержимы злым духом — это видно по глазам.
— С бунтовщиками всегда так.
— Может, ты и прав, солдат, но вчера… — Человек подошел к очагу и уставился на огонь. Канта тем временем принес холодную говядину, сыр и кувшин разбавленного вина.
— Лучше ничего не могу предложить. — Антикас полез в кошелек, но хозяин сказал: — Не беспокойтесь. Я угощаю.
У очага раздались глухие рыдания, и Антикас с отвращением покосился на плачущего мужчину.
— Прошлой ночью он убил жену и дочерей, которых нежно любил, — шепотом сообщил Канта. — Утром он пришел ко мне весь в крови, не веря тому, что натворил.
— Он будет взят под стражу и повешен, — холодно заявил Антикас.
— Переживите сначала эту ночь, а там уж судите.
Антикас, не отвечая, стал медленно есть, наслаждаясь вкусом мяса и копченого сыра. Скрипнула ступенька, и он, подняв глаза, увидел сходящего по лестнице высокого худого священника в белой одежде.
— Он здесь уже два дня, — сказал Канта. — Говорит он мало, но видно, как он боится.
Священник кивнул Антикасу и сел за стол у дальней стены.
— Что делает он в таверне? — спросил Антикас.
— Он говорит, что этот дом выстроен на месте древнего святилища и демоны обходят его стороной. Завтра он уедет вместе с нами.
Антикас подошел к священнику. Тот поднял к нему худое, аскетическое лицо с большим носом, срезанным подбородком и бледными, водянистыми глазами.
— Добрый вечер, святой отец.
— И тебе добрый вечер, сын мой.
— Чего вы боитесь?
— Конца света, — уныло и монотонно ответил священник. Антикас уперся руками в стол, вынуждая собеседника смотреть ему прямо в глаза, и потребовал:
— Объяснитесь.
— Что пользы в словах? Это началось, и ничего уже не остановишь. Демоны повсюду, и сила их растет с каждой ночью. — Он умолк, и Антикас с трудом подавил раздражение.
— И все-таки расскажите, в чем дело, — попросил он, усаживаясь на скамью напротив.
— Несколько недель назад, — со вздохом начал священник, — отец Аминиас, старейшина нашего ордена, сказал настоятелю, что видел демонов над городом. Городу грозит беда, сказал он, а вскоре его убили. Несколько дней спустя ко мне в храм пришла монахиня, повитуха королевы. Ее посетил кираз — тройное видение, и я попытался его истолковать. После ее ухода я засел за древние свитки в храмовой библиотеке и нашел там некое пророчество. Теперь оно сбывается, сын мой.
— О чем же там говорится? Что солнце упадет с неба, а море вздыбится и поглотит нас?
— Если бы, сын мой! Это по крайней мере не противоречило бы природе. Я открыл, что старый император и Сканда оба числили в своих предках трех королей древности. Эти три короля вкупе с одним волшебником вели когда-то войну — но не с людьми. Мало сведений об этой войне дошло до нас, да и те перемешаны с вымыслом. Ясно лишь, что врагами человека были чуждые ему существа — демоны, если тебе угодно. Во всех древних трудах говорится, что существа эти некогда жили среди нас. Три короля положили этому конец, изгнав всех демонов в иной мир. Мы ничего не знаем о заклятии, которое они применили, но в одной из книг упоминается о порядке расположения планет на небе в ту знаменательную ночь. Точно в таком же порядке расположены они и теперь. Я уверен: демоны возвращаются.
— Я ничего не смыслю ни в книгах, ни в звездах, ни в демонах. Можешь ты как-то доказать это, священник?
— Доказать? — засмеялся священник. — Какие тебе еще нужны доказательства? Люди, одержимые демонами, свирепствуют на улицах каждую ночь. Королевская Жертва — вот о чем говорит пророчество. Монахине в ее видении открылось, как принесли в жертву старого императора. Вторым стал Сканда. Ты солдат и, должно быть, присутствовал при разгроме его армии? — Антикас кивнул. — Скажи мне: он пал на поле битвы или был унесен в тайное место и там убит?
— Не мое дело обсуждать подобные вещи. Предположим, все было так, как ты говоришь — что тогда?
— Это значит, что пророчество правдиво. Двое из трех королей принесены в жертву. Когда умрет третий, врата откроются, и демоны вернутся к нам во плоти.
— Тут твои рассуждения дают сбой, ибо третьего короля не существует.
