За последние пять лет он часто думал о Каре, но всегдашняя занятость помогала ему отгонять воспоминания. Он постоянно вынашивал какие-то планы, занимавшие его целиком. За эти два дня его вина, от которой он уходил так долго, предстала перед ним во всей полноте.
— Это не было жестокостью или местью, — сказал он вслух, вспоминая их последнее свидание. — Она унизила меня — чего же еще она могла ожидать?
Слова повисли в воздухе и показались неубедительными ему самому. Кара написала ему, что разрывает их помолвку. Она ждала его три года, писала она, хотя он обещал вернуться домой через год. И вот уже восемь месяцев, как он ей не пишет. Ясно, что он больше не любит ее, она же полюбила молодого дворянина, владельца соседнего поместья, и в этом месяце выйдет за него замуж.
Они в самом деле поженились — Антикас опоздал на церемонию. Он прибыл, когда они выходили из церкви, украшенные цветочными гирляндами. Сняв тяжелую перчатку для верховой езды, он швырнул ее в лицо жениху. Дуэль состоялась в тот же вечер, и Антикас убил его.
Ночью Кара послала за ним. Она ждала его в темной комнате. Лампы не горели, и бархатные занавеси не пропускали лунного света. На столике мигала одна-единственная свеча. Кара сидела, закутавшись в толстое одеяло. Антикас помнил, как тяжело было у него на сердце и как он хотел повиниться перед ней. Но он решил, что извиняться не станет. Во всем виновата она, а не он. Нужно, чтобы она поняла это. Кара его не упрекала — просто сидела и смотрела на него. В ее взгляде он не видел ненависти, только глубокую печаль. При тусклом свете она казалась ему прекрасной, и он не понимал, как мог оставить ее на такой долгий срок. В своей самонадеянности он полагал, что она никогда не любила того, другого — просто приняла его предложение, зная, что Антикас тогда вернется к ней. Он действительно вернулся, и если она попросит, он примет ее обратно, несмотря на пережитое им унижение. Антикас приготовился простить, но подобной сцены он не ожидал. Слезы, гнев — что угодно, только не это жуткое молчание.
«Вы желали видеть меня?» — спросил он.
«Ты злой человек, Антикас, — прошептала она в ответ, — но больше ты не причинишь нам зла». Ее глаза закрылись, голова запрокинулась. Он подумал, что она лишилась чувств, и тут разглядел лужу крови под ее стулом. Он сорвал с нее одеяло. Ее запястья были вскрыты, платье — она так и осталась в свадебном платье, с гирляндой на шее — промокло от крови. Она умерла, не сказав больше ни слова.
Воспоминание не желало уходить и туманило голову, как отравленное вино.
— Это не было злом, — сказал Антикас. — Она должна была дождаться меня. Тогда бы ничего этого не случилось. Я не виноват.
«Ктоже, если не ты?» — спросил его непрошеный голос изнутри.
Дело на том не кончилось. Ее брат вызвал Антикаса и тоже умер. Антикас пытался обезоружить его или ранить, но юноша нападал свирепо, и Антикас, когда представился случаи, почти бессознательно пронзил ему сердце.
Он слез с перил и стал смотреть на бурную реку внизу. Дубовая ветка, крутясь, зацепилась за камень, оторвалась и помчалась дальше. Бурый медведь, стоя в воде, после нескольких попыток подцепил лапой рыбу и выбросил на берег. Она забила хвостом, а медведь вылез из воды и сожрал ее.
Конь Антикаса пасся неподалеку. Воин достал из седельной сумки последние свои съестные припасы.
Мысли о Каре преследовали его и за едой, но он отгонял их, заменяя воспоминаниями о своем побеге из Юсы. Дух Калижкана привел его в заброшенный храм у южной городской стены и направил в тайную комнату за алтарем. У дальней стены стоял старинный сундук. Замка на нем не было, петли проржавели и сломались, когда Антикас откинул крышку. Внутри лежали три коротких меча в ножнах, завернутые в полотно. Антикас достал их.
— Это последние из грозовых мечей, созданных, когда мир был моложе, — сказал Калижкан. — Волшебник Эмшарас придумал их, чтобы сражаться с демонами-креакинами.
Взяв мечи, Антикас вышел из города к месту, где стояла лагерем армия. Там он раздобыл коня, провизию и поехал в горы.
На первом ночлеге он развернул один из мечей. В рукоять был вставлен голубой драгоценный камень, круглый и тяжелый, в оправе из золотой проволоки. Саму рукоять оплетала серовато-белая кожа, на поперечинах были выдавлены золотые письмена. Антикас медленно выдвинул клинок из простых, ничем не украшенных ножен.
— Не прикасайся к лезвию! — предостерег голос Калижкана.
Клинок при луне казался черным, и Антикас сначала подумал, что он сделан из потемневшего серебра. Но когда он повернул его, меч сверкнул под луной.
— Что это за металл? — спросил Антикас.
— Это не металл, дитя, а заговоренное черное дерево.Тайну его обработки знает один Эмшарас. Этот клинок,хотя он и деревянный, даже камень способен рубить.
— Почему эти мечи называются грозовыми?
— Подержи ладонь над лезвием.
Антикас так и сделал. По клинку побежали цветные огни, и в ладонь вдруг ударила голубовато-белая молния. От неожиданности Антикас выронил меч. Тот вонзился острием в землю, и только изогнутые поперечины рукояти помешали ему уйти вглубь целиком. Антикас вытащил его — на клинке не осталось ни единого грязного пятнышка. Он опять подержал над мечом руку, и молния ударила в нее, но боли не было. Волоски на тыльной стороне ладони поднялись дыбом.
— Откуда берется эта молния? — спросил он.
— Я и сам хотел бы знать. Эмшарас был Ветрожителем и знал больше любого человека, хотя бы и чародея.
— Он был демон и делал мечи, чтобы сражаться с демонами? Но зачем?
— У тебя прямо-таки талант задавать вопросы, накоторые я не могу ответить. Эмшарас по причинам, известным только ему, заключил союз с тремя королями, и он же наложил Великое Заклятие, изгнавшее демонов из этого мира.
— Всех, в том числе и его?
— Правильно.
— Не вижу в этом смысла. Он предал свой народ, все свое племя. Что может толкнуть человека на подобное дело?
— Он был не человеком, а демоном, как ты верно сказал. Кто способен понять такое существо? Уж конечно,не я — ведь у меня достало глупости довериться одному из них, и я поплатился за это жизнью.
— Не выношу тайн, — сказал Антикас.
— А вот я всегда питал к ним склонность. Однакопричиной того, о чем ты спрашиваешь, могла быть обыкновенная ненависть. Эмшарас и его брат Анхарат былисмертельными врагами. Анхарат вознамерился известичеловеческий род, и Эмшарас задался целью ему помешать.Знаешь старую поговорку: враг моего врага — мой друг? Вот и Эмшарас стал другом человечества.
— Меня это не убеждает. Он должен был любить хоть кого-нибудь из своих, однако истребил их всех.
