Дренаи расступились перед беглецами, пропуская их в город.
Наим приказал своим людям ждать и медленно двинулся вперед.
— Где ваш командир? — крикнул он. Дренаи молчали.
Их не меньше тысячи, прикинул он. Непостижимо!
Строй раздался снова, и к Найму вышел высокий, худой старик.
Оторопевший Наим смотрел в холодные глаза Белого Волка.
Въехав в город, Коналин тут же соскочил с коня и вскарабкался на полуразрушенную стену. Вышедшие навстречу им солдаты казались очень грозными в своих бронзовых латах, закрытых шлемах и красных плащах. Они твердо держали свои копья, и их щиты стеной отгораживали Коналина от тех, кто пытался убить его. Впервые за свою молодую жизнь он почувствовал себя в полной безопасности. Никакая сила на земле не могла преодолеть эту живую стену. Ему хотелось прыгать, плясать и кричать что-нибудь обидное вентрийским кавалеристам. Жалкий же у них теперь вид! Коналин поднял голову к синему небу, и прохладный ветер овеял его лицо.
Он в безопасности, и мир прекрасен.
Фарис взобралась к нему, и он сказал, взяв ее за руку:
— Погляди на них! Разве это не самые лучшие солдаты на свете?
— Да, но откуда они взялись? И что здесь делают?
— Не все ли равно? Мы будем жить, Фарис, и у нас будет свой дом в Дренане.
Старый генерал говорил что-то вентрийскому командиру. Коналин напряг слух, но так ничего и не услышал.
Наим, спешившись, подошел к Банелиону и уважительно поклонился ему. Тот ответил коротким кивком.
— Принц Маликада поручил нам вернуть королеву во дворец. С вами, генерал, мы не ссорились.
— Королева и ее сын отправятся со мной в Дренан, где они будут в безопасности.
— В безопасности? Вы думаете, я чем-то угрожаю ей?
— О вас я не думаю вовсе, — бросил старик. — Маликада — или существо, живущее в нем, — хочет убить младенца. Я твердо это знаю и намерен этому помешать.
Его слова поразили Найма, но, по размышлении, не так уж и удивили. Если Маликада хочет занять трон, он, разумеется, позаботится об устранении всех своих соперников.
— Предположим, генерал, что вы правы. Но у вас здесь, по моей оценке, меньше тысячи человек и нет кавалерии. В половине дневного перехода к северу от нас находится вентрийская армия, где втрое больше солдат. Вы сами воспитали нас, генерал, и не сможете одержать победу.
Банелион улыбнулся, и молодого человека пробрало холодом.
— Я с интересом наблюдал за вашей карьерой, Наим Паллинес. Вы способный, отважный, дисциплинированный офицер. Останься я командующим, я позаботился бы о вашем повышении. Тем не менее вы заблуждаетесь. Солдаты сражаются хорошо тогда, когда им есть за что сражаться, когда они верят в свое дело. В таких случаях численное преимущество значит не так уж много. Верите ли вы в свое дело, Наим? Верите ли, что армия способна сражаться за то, чтобы зарезать ребенка?
— Я верю в свой долг, генерал.
— Тогда возвратитесь к чудовищу и умрите за него. Не обманывайтесь, Наим: командует вами не Маликада. Маликада мертв, и повелитель демонов завладел его телом.
— При всем уважении, генерал, вы вряд ли можете ожидать, что я поверю в это.
Белый Волк пожал плечами.
Наим еще раз поклонился и вернулся к своему коню.
— Армия будет здесь на закате, генерал. Надеюсь, что вы передумаете. — Он сел на коня и повел своих людей обратно на север.
Белый Волк, проводив его взглядом, скомандовал отбой. Солдаты, сложив щиты и копья, поснимали шлемы, и Коналину на стене стало тошно от страха.
Старики! Они все старики, седые и лысые. На месте непобедимого войска вдруг оказалась толпа ревматиков, которые с осторожностью усаживались на землю. Коналин чувствовал себя так, будто его предали.
— Что с тобой? — потянулась к нему Фарис.
Он не ответил ей — не мог ответить. Чувства переполняли его. Он слез, взял своего коня под уздцы и повел в развалины. Только одно здание осталось почти нетронутым — громадина из белого мрамора — и все другие лошади уже стояли там. Выщербленные ступени вели к огромной арке входа. Коналин вошел и увидел над собой обширный, местами обвалившийся купол. Битый камень усеивал то, что осталось от мозаичного пола. У дальней стены валялись поломанные скамьи. Свет лился в высокие закругленные окна, где еще сохранились осколки цветных стекол.
Спутники Коналина сидели в дальнем конце зала, на восьмиугольном помосте. Кебра, увидев его, улыбнулся. Коналин подошел к нему и сказал с горечью:
— Они все старики.
— Это наши товарищи, и почти все они моложе Зубра.
— Твой Зубр — мертвец, — отрезал Коналин и тут же пожалел о своих словах. — Прости, я не хотел. Просто, они казались такими сильными, когда мы их увидели.
— Они и есть сильные. А командует ими Белый Волк, не проигравший ни одного сражения.
— Надо ехать дальше. Пусть старики бьются, если охота.
— Последний бой состоится здесь, Кон, в этих развалинах. Дальше я не побегу.
Коналин, сгорбившись, сел рядом с Кеброй.
— Не надо мне было вообще ехать с вами.
— Я рад, что ты поехал. Я многому у тебя научился.
— Ну да? Чему это, хотел бы я знать?
— Я часто думал, каково это — иметь сына, — с грустной улыбкой сказал Кебра. — Мальчика, которым я мог бы гордиться, который рос бы и становился мужчиной у меня на глазах. Благодаря тебе я узнал, что это такое. Ты совершенно прав: тебе незачем тут оставаться. Бери Фарис, Суфию, бери еды на дорогу и отправляйся в холмы. Если поедете на запад, то в конце концов доберетесь до моря. Я дам тебе денег. Их не так много, но они тебе пригодятся.
Мысль об отъезде, точно свежий ветер после грозы, прогнала гнев и страх Коналина. Да, они с Фарис могут спастись, но этого ему почему-то мало.
— Может, и ты поедешь с нами? Один человек разницы не сделает.
— Здесь мои друзья. Мужчина не бросает своих друзей в час опасности.
— Ты хочешь сказать, что я не мужчина?
— Нет-нет! Мне жаль, что ты так меня понял. Из тебя выйдет настоящий мужчина, но ты совсем еще юн, и война — это не для… — Кебра хотел сказать «не для детей», но увидел, что в этом мальчике уже готов родиться мужчина, и сбился. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, Кон.
— А я не хочу, чтобы что-то случилось с тобой. Я, пожалуй, останусь.
Кебра, откашлявшись, протянул ему руку, и смущенный Коналин крепко пожал ее.
— Я горжусь тобой, — сказал Кебра.
После этого они замолчали, и Коналин стал разглядывать огромный зал, в котором они сидели.
