– Отшельница.
Он усмехнулся и это было… Ай! Живот изнутри пронзило что—то острое и сладкое. Жар заструился по венам.
Май сместил взгляд на мои губы. Непроизвольно я чуть приоткрыла рот, наблюдая за движениями длинных, изогнутых ресниц, отливающих медью в лучах утреннего солнца. Едва заметно ангел потянулся ко мне, и я замерла, с восторгом ожидая этого поцелуя, но черт бы побрал Сергея и его бесполезный язык!
Глава пятая, обозрительная
I got a feelin' it’s gonna leave a lipstick stain,
And I’ll be the only one to blame…
– А че происходит?! – раздался за моей спиной удивленный наглый голос. – Уже вставать что ли пора?
Май, будто ошпаренный, отпрыгнул назад и поспешно глотнул кофе. К счастью, тот должен был успеть остыть на морозе. Я взяла свой стакан в руки и пригубила теплый капучино. Менять позу или, тем более, суетиться в мои намерения не входило.
– Чего делаете?
Я обернулась через плечо и с улыбкой взглянула на взъерошенного сонного и чертовски невоспитанного парня.
– Май вызвался почистить мне снег, а я сварила кофе. Вставать прямо сейчас не обязательно. Раньше двенадцати люди Виктора все равно сюда не проедут.
– Да? – Сергей сощурился и внимательно изучал лицо друга.
– А еще я только что сказала ему, что знакома с его творчеством.
– А-а-а, – едва ли не рукой махнул Сергей, вся подозрительность с него слетела вмиг, но тут он с удивлением переключился на меня. – Ты госпел слушаешь?
– Да.
– Не православная? Католичка? Тоже баптистка?
Я рассмеялась и отвернулась от не в меру любопытного гостя. Его вопросы вызвали раздражение, и, если бы не Май, которому мне хотелось дать некоторые пояснения, то Сергей сейчас ни грамма бы лояльности не получил.
– Нет. Скорее атеистка. С верой у меня сложно. Просто христианский бог без догм, декораций, ожиревших священников и бесконечных церемоний кажется вполне добрым и разумным парнем.
Произносила все это я, сосредоточившись на стакане в своих руках, а как закончила, подняла взгляд на Мая и утонула в бесконечной нежности его глаз. На меня никто, никогда так не смотрел, клянусь!
– Так, а если кажется, то чего тогда…
– Серый! – одернул его Май. – Не замерзнешь?
– Намек понял, – совершенно не расстроился наглец. – Пошел досыпать.
Я обернулась, убедилась, что болтливый гость удалился обратно в дом, и только после этого расслабилась.
– Он не нарочно так делает. – Ангел шагнул ко мне, возвращаясь к нашему с ним уединению, которое так грубо нарушил тот, кто «не нарочно». – Сердишься на него?
Сержусь? Как я могу сердиться, когда ты так смотришь на меня?
Я отрицательно покачала головой.
Что-то внутри замирало, становилось мягким, будто весь внешний мир вдруг переставал играть хоть какую-то роль в моей судьбе. Значение имел только этот парень, его разум, повадки и бездонная бирюза его глаз. Разве можно причинить боль, даже самую незначительную, тому, кто важен? Я не стану. А еще очень хотелось защитить его от всего грубого, глупого и агрессивного. Есть никчемная поговорка: «Все, что не убивает тебя, делает сильнее». Она ошибочна. Грязь не делает сильнее, она только выявляет силу, которая сидит внутри человека с самого его рождения. Слабому и легкий укол покажется невыносимым, сильному и смерть не оправдание, чтобы не вставать снова и снова. Зато все молчат про цену, которую ты платишь за непробиваемые доспехи поверх шкуры, про те эмоции, что навсегда перегорают внутри головы. Я вот не способна испытывать жалость к людям, дети не в счет, с трудом это делаю в отношении себя и только потому, что психотерапевт сказал «надо». И ностальгии у меня нет, я часто наблюдаю ее в окружающих, но сама никогда не чувствовала – не уверена, что сильно ценная потеря, но все же. Что за глупое бессмысленное оправдание «все, что не убивает, делает сильнее»?
Май очень сильный, я знаю, вижу это в глубине его разума, в его песнях. На что способен чистый сильный ангел в сравнении с зализывающим раны человеком, стремящимся жить подальше от людей и боли? То-то и оно.
На моей щеке неожиданно оказались теплые пальцы, разгоняя печальные мысли. Я вздрогнула и утонула в его взгляде. Май подкрался совсем близко, кончик его носа почти касался моего, я чувствовала его горячее дыхание на своих губах. Нас окружали облачка пара.
– Такая грустная, – прошептал он.
Я задрожала, до безумия, до помутнения желая его ласки. Пожалуйста, можно он меня поцелует?
Май опустил ресницы, потянулся еще немного, и я почти застонала, когда его губы, наконец, коснулись моих. Он такой нежный, бережный, осторожный. Ко мне еще ни разу не относились, как к чему-то чертовски хрупкому. Тягучее томление разлилось по мышцам от этого едва уловимого прикосновения.
Ангел отстранился, а я, потрясенная до глубины души, ощущая, как смущение подступает к лицу, уставилась на него.
– Теперь не грустная, – улыбнулся он и погладил большим пальцем мою щеку.
– Нет, – шепотом подтвердила я.
– Доброе утро! Давайте я тоже! Лопата же еще есть! – раздался радостный вопль позади. Активист по имени Яков спешил на помощь – кто б сомневался!
Май отступил, теперь он выглядел не слишком довольным, но отказывать другу не стал. Я показала, где взять вторую лопату, забрала оба стакана и удалилась на свою кухню, готовить завтрак постояльцам.
Успела раздеться и достать из холодильника бекон и яйца, когда за спиной щелкнула дверь ванной.
– Э, а чего, Яков уже ушел? – искренне удивился Сергей.
Я оглянулась.
– Да.
– Понятно. – Как ни странно, наедине наглец вел себя иначе. Кажется, он меня немного стеснялся.
Сергей кашлянул и кивнул в сторону гардероба.
– Тоже пойду.
Надо же, любопытно как.
– У меня третьей лопаты нет. – Я развернулась к нему, оперлась копчиком о столешницу и скрестила на груди руки.
– Та, – излишне воодушевленно проговорил мой собеседник и покраснел, – я так постою, покомандую.
Я протянула беззвучное междометие «а». Стесняха чуть помялся, а после, поглядывая на меня, как заяц на удава, начал красться к двери гардероба. Я чуть не расхохоталась. Нет, Май не станет дружить с людьми, которые того не стоят.
– Сергей, – окликнула я, и окончательно развеселилась, поскольку адресат вздрогнул и замер. Удав зайца поймал, честное слово! «А?» у него получилось слегка испуганно.
– Вы бекон с яйцами едите?
Вопрос не звучал опасно, и отважный герой расслабился.
– Ага.
