– Нет. А ты хочешь, чтобы я ушла?
– Нет, – губы Ромы растянулись в самодовольной улыбке. – Это ж твоя квартира.
Вот же…бестолковый! В эмоциях я легонько шлепнула его пальцами по лбу. Он захохотал.
Глава десятая, все еще нежная, но в середине подозрительная
Pour your sugar on me
Oh, I can’t get enough…
Уснул он минуты за три. Сначала счастливый, умиротворенный крутился, подставляя мне то один бок, то другой, где ему погладить, помассировать, потом шевелиться перестал, только подхрипывал забавно, как ежик, когда особенно нравились мои прикосновения, а после засопел. Осторожно, чтобы не потревожить, я села и оценивающе оглядела Рому.
Ах, Нана, привела парня в кровать, называется. Приласкала, за ушком почесала, сейчас еще ужином накормишь, и все. И окончательно попрощайся с теми романами про рок-звезд и хоккеистов. Брутальные, суровые, татуированные машины для секса, дикая страсть, буйные сцены ревности и ненависти – втайне ты, должно быть, мечтала об этом. О ненависти, конечно, не мечтала, о скандалах тоже, но вот обо всем остальном… Рома протяжно вздохнул, пошевелил носом во сне и закинул обе свои длинные руки за голову.
– А тебе, неправильный мой Роман, эта кровать впору, – беззвучно с улыбкой проговорила я, бесшумно скрутила ремень, слезла с матраса и крадучись покинула комнату.
С другой стороны, пока переводила, нет-нет, да ловила себя на мысли, что герои не более, чем фаты – все эти мотоциклы, костюмы, дорогие авто, дома, квартиры. Что мне? Быть девочкой-инженю? Фи.
Я положила ремень на пуф у книжного шкафа, взяла бокал с вином и направилась на кухню, по дороге захватив с аптекарского столика смартфон. Сообщений было несколько. Для начала я ответила маме, пояснив, куда делся Кирилл и почему, потом приняла извинения Веты. Я знаю, она искренне, всегда так было: делает – дуется – сожалеет, и по кругу. Неисправимая, и не собирается. Что с нее брать? Разве, что встречаться реже – видимо, так и поступлю. И с Кики так поступлю.
Надоели правила, границы, бесконечные замечания. Надоела вся эта игра в несуществующую реальность. И вот еще: откуда, черт возьми, Кики знать, что такое быть леди?! Она – дочь удачливого изворотливого банкира, сумевшего приспособиться сначала к красному движению, потом успешно пройти времена НЭПа в качестве сотрудника Внештогбанка и при этом избегать каждой советской охоты на ведьм. Мать, разве что, принадлежала роду Вальяновых, дед был уездным предводителем дворянства, да оба из жизни ушли, когда Кики было четыре. Что она помнит?
Черт, а зачем я про Кики опять? Какая разница, знает она или нет? Это ее жизнь, и она живет ее так, как хочется ей. Я собралась…нет, я начала, еще вчера, жить так, как хочется мне, зачем же я сержусь на ее взгляды, которые по факту меня не касаются. Да, она их навязывает, но я просто могу это игнорировать, и все.
Я вылила вино в раковину, помыла бокал и убрала его в шкаф.
Ну, и чем мы после пробуждения кормим спящих, Нана?
Я развернулась на сто восемьдесят градусов, оперлась попой о столешницу, скрестила руки на груди и огляделась. Что у меня есть из годного для мужчин? Есть два стейка – это весь мой недельный запас. Есть овощи на три дня. Хлеба нет. Любопытно, Рома кушает хлеб? Наверное, с его размерами – да, и много! Может, в магазин спуститься?
На столешнице завибрировал входящим вызовом смартфон. Я повернула голову, вглядываясь в экран.
– Привет, Марк, – тихо проговорила я, дошла до кухонной двери и закрыла ее. Будить Рому не хотелось.
– Привет, – я услышала улыбку в голосе брата. – Угадай, кто мне первый рассказал про твою выходку на торжествах Кики?
Я засмеялась.
– Мама` позвонила лично. Лиса прислала десяток сообщений. Додо прислала фото с длинным нудным пояснением. Кстати, я даже не обратила внимания. Она же там была, да?
Марк засмеялся в ответ.
– Была, конечно. Сидела, как обычно, в углу, где вездесущие руки вашей Mamie до нее дотянутся в последнюю очередь.
– Ого, – восхитилась я, – сегодня в твоем «Mamie» меньше насмешки и даже есть сочувствие.
Брат свистнул:
– Это все от восхищения. Наконец-то моя Нана повзрослела…
– Марк, – перебила его я, – Кирилл, кажется, гей.
На том конце послышался смешок и легкий понимающий выдох.
– Ты что, знал?
– Ну, как знал… – Когда Марк начинал расстраиваться или нервничать, появлялся едва уловимый акцент, выдающий его происхождение. – Догадывался.
– Как? – удивилась я.
Опять повисла секундная пауза.
– Помнишь моего друга Зиля? Ты прошлым летом жила у меня на квартире. Темные волосы, походка Чаплина, страсть к живописи. Всюду носил с собой тетрадь для набросков.
– Да. Он гей?
Марк захохотал.
– Нет! Ему такого сказать не додумайся! Нет, он был влюблен в тебя по уши. Пару раз случалось, я давал ему пинка за рисунки в этой самой тетради моей обнаженной сестры. Нана, в своем привычном состоянии парни фантазируют о сексе с девушкой, которая им нравится, а если у них есть возможность заняться с ней сексом, то они этого не делают только в очень, очень исключительном случае. Ты сколько раз за три месяца спала с Кириллом?
Два. Вслух я этого произносить не стала. Марк и так в курсе.
– И вот эти свои два раза ты бы как описала?
Я вспомнила, как кончала вечером на коленях у Ромы, и без колебаний ответила:
– Тухло.
– Оу, – восхитился Марк. – Это этот новенький тебе так трезво взглянуть на вещи помог?
– Да.
– Познакомь.
– Границы откроют – привезу. Я соскучилась. И мама`.
– И я соскучился. И Зиль…
– Фу-у-у!
Марк опять от души захохотал. Вот не может он не дразнить меня! Любой повод использует!
Неожиданный звонок в дверь заставил меня распахнуть кухонную дверь и сломя голову лететь в прихожую. Кто такой внезапный? Разбудят же!
– Кто там у тебя? – удивился Марк.
– Не знаю, – зло прошипела я, щелкнула раз замком, чтобы остановить трезвон, и припала к глазку. – Рому разбудят.
Марк во второй раз за диалог свистнул.
– Рома у тебя и спит? Почему он спит?
В коридоре стояла смутно знакомая девушка. Осветленные русые волосы заплетены в косу, на плечи небрежно накинут нелепый серый пуховик. В руках она что-то держала, но, что именно, рассмотреть линза не позволяла.
– Потому что он всю ночь на работе провел, а потом поехал со мной, чтобы не оставлять с Кики.
Марк протянул таинственное «а», интонации которого я не расшифровала.
