– Ты мне предлагаешь в психушку тащиться? – возмутился Зверобой.
Клеомен нарочито мило улыбнулся.
– Да он Иму покусал! Какое создание кинется на аниото? Даже у психов есть инстинкт самосохранения, а у этого ничего не осталось!
– Хочешь, звони шефу. Но сам. Я его уже как-то отрывал от женщины ночью. Больше ошибок не повторяю. Уволь.
– От женщины ноч… – Зверобой прервал сам себя. Он не сразу понял, что речь о Марусе, а когда понял, сообразил, что последние несколько часов и думать о Козловой забыл. Да и как-то не тронула его особо догадка Клеомена о том, где шеф ночует, точнее с кем.
– Ладно. Обойдусь своими силами. Пошли, великое дитя пламени! – Зверобой критично оглядел Харикон. Ревность отступила и желание было уже не таким острым. – Фальшивить по пути продолжишь.
– Я не фальшивила, – строго проговорила девчонка, насупив брови и поднимаясь.
– Слушай, а чего ж ты после пробуждения в ванной-то от меня пряталась и визжала? – поинтересовался Зверобой уже в машине, когда они покинули остров. Раньше раздражение и злость не позволяли вычислить небольшие нестыковки в поведении спутницы. – А теперь спокойно голышом разгуливать можешь. Странно это, не находишь?
Феникс отвернулась к окну и губу прикусила.
– Так что? – Зверобой почувствовал, что попал в нужное русло.
– Не скажу, – пробубнила она.
– Что?! – черт рассмеялся. Он ушам своим не поверил. Куда подевались самоуверенность, прямолинейность и беспардонность? Словно другое создание рядом с ним появилось.
– Мне? И не скажешь? Я же твоя любовь.
Он откровенно насмехался и не скрывал этого.
Харикон повернулась к Зверобою, внимательно, серьезно его оглядела с ног до головы. От этого взгляда черту стало немного не по себе, и улыбка исчезла с его лица. Но было поздно. Не говоря ни слова, Птица открыла дверь и огненным вихрем на ходу выпорхнула из машины. Что перешел черту, Зверобой понял за мгновение до того, как она улетела.
Нарушив правила, он резко свернул на обочину и затормозил. Феникс не поймать и не отыскать – так говорят. Ее могут лишь спящую случайно обнаружить счастливчики, но и это сделать непросто. Она – суть золотого мыслящего пламени, его воплощение. Энергия, укротить которую не удалось еще никому. Зверобой впервые в жизни почувствовал себя непроходимым глупцом, хотя признаться себе в этом не решился. Минут пять постоял на тротуаре, вглядываясь в предрассветное небо, сел обратно в машину и продолжил путь.
– Вот и хорошо, – процедил он сквозь зубы, подъехав к новому зданию психиатрической клиники. Настроение окончательно испортилось. Он досадовал на себя, на свою жизнь в целом, на странное чувство пустоты и тоски, медленно разрастающееся в груди, но особенно на Харикон. Сначала в вечности убеждала, потом при первой же трудности убежала. И немаловажно, что от начальства выговор теперь обеспечен.
– Чем могу помочь? – вежливости в голосе ночного администратора не звучало, чему Зверобой обрадовался. Он был настроен бить, а не любезничать. Предъявив печать сотрудника Интерпола, и в довольно грубой форме изложив цель визита, черт получил пропуск и карту здания с отметкой нужного отделения.
Пропуск пришлось показывать трижды. Наконец миновав все посты и двери, Зверобой в сопровождении санитара оказался в комнате Болотной Твари. Тот не спал.
– Он по ночам не спит, – прокомментировал сопровождающий. – Орите, если что.
Санитар вышел, оставив посетителя наедине с пациентом.
– Привет, – поздоровался Зверобой, включил диктофон, взял стул и устроился поудобнее рядом с кроватью. – Как дела?
– Я в психушке, – ровным голосом ответил Тварь через минуту, все так же безучастно созерцая потолок.
– Это плохо или хорошо?
– У меня нет оценочных суждений, – все с той же задержкой ответил пациент. – Это результат приема препаратов.
– Удобно, – согласился черт, припомнив свое поведение с фениксом.
Тварь не ответил.
– Чего у вас еще теперь нет?
– Эмоциональных перепадов нет. Собственности нет.
– А книгу свою помните? – Зверобой решил быть прямолинейным. Он не Лик, и работать при опросе как профессиональный психолог не умел, но выбора не было.
– Какую? – Тварь на все вопросы отвечал с одинаковой задержкой. Казалось, у него не только эмоции исчезли и суждения, но и анализ услышанного ему давался с трудом.
– Самую ценную. Рукопись Гуфо.
– У меня нет рукописи.
– Но была?
На этот раз Тварь молчал дольше обычного.
– Так была у вас рукопись Арно Гуфо?
– Была.
– Где вы ее взяли?
– Украл.
– У кого?
– У Массимо Колибри.
Зверобой нахмурился. Имя звучало знакомо.
– Кто это?
– Художник, инсталлятор.
Черт вновь покопался в памяти, но безуспешно. Публичной личности такой он, хоть убей, не помнил, но все еще испытывал странный дискомфорт, словно что-то упускал. Нечто важное. Зверобой достал планшет, забил имя в поисковик и вспомнил.
Это было дело Козловой. Они тогда с шефом вдвоем сотрудничали с жандармерией в лице комиссара Гийома. Парень из волчицы скобами мертвого ангела слепил и к потолку подвесил.
– Расскажите подробнее о краже.
Повествование у Твари вышло длинное, ровное, с большим количеством деталей, и порой совершенно бесполезных на взгляд Зверобоя.
– Почему вы решили похитить записи?
– Колибри был не в своем уме. Бредил идеей великого совершенства форм и сущностей. Я рассудил, что он может испортить записи или уничтожить их. Я собирался использовать книгу не для ерунды, а глобально: хотел войти в историю, открыв истинные подробности жизни и смерти Арно Гуфо. Создания обязаны знать правду, а я обязан прославиться.
– Что вы делали с рукописью дальше?
– Нашел переводчика.
– Колибри не переводил?
– Переводил, но его дневник я не нашел.
– Что произошло дальше? – Каждый раз Зверобою приходилось задавать наводящий вопрос – это утомляло.
– После чего? – не понял Тварь.
– После того, как нашли переводчика.
– Он не перевел. Направил к криптографу.
– А криптограф что с рукописью сделал? – Черт начал нервничать. Диалог с Тварью напоминал беседу с маленьким ребенком, который занят каким-то своим очень важным делом.
– Месяц водил меня за нос, а потом умер.
– То есть книгу вы так и не прочли?
– Нет.
