* * *
Надо сказать, он только хотел быть человеком с Альдебарана, а может, и не человеком, а неким существом в человеческом облике. Ведь вполне допустимо, что на Альдебаране его обитатели не имеют материальной оболочки, а только духовную сущность. Там их реальность — дух, здесь же она вынуждена облекаться земной материальной плотью. Первым — но наверно, он и в самом деле что-то такое чувствовал — о своей альдебаранской сущности заговорил краснолицый доктор наук Мишка Вёдрин. Хотя было это сформулировано хитро, оставалось неясным, шутка его слова или серьезное утверждение. Недаром Мишка любил повторять, что «в каждой шутке есть доля шутки». Вёдрину было уже за пятьдесят, все считали, что жизнь его складывается необыкновенно удачно: автор нескольких книг по западной философии, доктор наук, профессор, сохранивший, несмотря на регулярные возлияния, ясность ума и цепкость мысли. В своих книгах он не врал, сам знал, что специалист он из редких, предмет свой понимал как никто, никого никогда не подсиживал, но вот что-то не давало ему покоя, все ему казалось, что он проживает жизнь впустую. Толстобрюхий, спьяну — сальный безобразник, матершинник, он вдруг начинал иногда, когда еще не сильно бывал пьян, жаловаться, что его высшее Я не получает никакого выхода, ибо, жаловался он, человеку ведь хочется обращаться ко всему миру, ко всем, и от себя лично, а не только в качестве профессионала, нечто сообщающего профессионалам.
Вот этот-то Ведрин как-то в «стекляшке» и выдвинул, размахивая стаканом с налитой водкой, «концепцию Альдебарана». «Понимаешь, — говорил он, — вот, когда ты среди пьяного сброда, да, ха-ха, прошу извинить, среди друзей-собутыльников, которые мало чем от пьяного сброда отличаются, да, так вот, когда все у тебя ладно и хорошо, все в порядке, на работе неприятностей нет, жена не знает про любовницу, любовница не беременна и не требует, чтоб ты на ней женился, понимаешь? работы твои выходят, тебя хвалят, а ты в своих сочинениях не фальшивишь при этом, или почти не фальшивишь, что по нашим временам одно и то же, и вдруг тебя прохватывает смертельная тоска, именно прохватывает, как понос, тебе от нее никуда не деться, понимаешь? тоска ни от чего, да, мировая скорбь как ее раньше называли, тоска от твоей неподлинности, вот тут и задумаешься, откуда это взялось. Все эти трагические концепции мироздания, весь этот экзистенциализм — откуда они взялись? Спрашиваю, но не отвечаю. Ведь выдвигали их вполне благополучные люди, нет, я не говорю сейчас о христианстве, это другое, хотя да, что-то тут есть, кое-что, кое-какая перекличка, ведь христиане не без влияния римских стоиков образовались, но вы дальше увидите; я пока спрашиваю другое: откуда у благополучных людей — Сенека был благополучен, да и Сартр тоже не в нищете живет — идеи о своей, скажем, «высшей избранности», ни на чем, кроме внутреннего самосознания не основанной, о своей «заброшенности» в мир, в историю, как в некий чуждый поток, об исконной одинокости людей духа, об их «оставленности», ну и так далее, тут можно много наговорить. И даже у нас, среди этого полного распада и говна, вдруг кое в ком начинают шевелиться эти чувства. Еле-еле, придавлено, но шевелятся. Как они могли возникнуть? Ни дворянским, ни буржуазным происхождением, ни средой, ни даже порой талантом во многих случаях это не объяснить. Да, так вот, но если представить, что чуждый разум, ну, вспомните несчастную Хари в «Солярисе» Лема, которую океан посылает космонавту, нет, это не точно, не совсем точно, у Хари не было своей сверхидеи, давайте по-другому. Допустим, гипотетически, конечно, что в созвездии Альдебарана, помните, у того же Лема книжонка такая есть, «Нашествие с Альдебарана», да, так вот… Если там, на этом Альдебаране есть высшая цивилизация, и она интересуется Землей, если эти засраные альдебаранцы хотят понять, как мы живем, в большем ли говне, чем они, и понимают, что в большем, ну и для каких-то там своих целей, может колонизировать нас хотят, а может, возвысить, а для этого надо подготовить землян, этих, на их взгляд, полуживотных — ну вроде, как африканских или полинезийских дикарей, если по нашим меркам — к принятию высших альдебаранских идеалов. Дикари привыкли убивать и пожирать даже своих соплеменников, а их надо научить ценить жизнь себе подобного, и вот альдебаранцы засылают на Землю уже несколько тысячелетий своих разведчиков и диверсантов — все эти Будда, Конфуций, Христос» — «Так, по-твоему, Христос — инопланетянин?» — перебил его Вася Скоков, из книг понимавший только фантастику. «В каком-то смысле — да, он из числа диверсантов, которые, пытаются переделать людей, а есть простые разведчики, которые должны только наблюдать. Я не знаю, как это технически у них разработано, но можно представить, что они посылают на Землю некий генный сигнал, и таким образом альдебаранец родится у обыкновенной земной женщины. Как если бы Миклуха-Маклай родился в Новой Гвинее папуасом, а вместе с тем был бы и Миклухой. Вот тебе и заброшенность в иной мир. Духовно альдебаранец живет по другим законам, чем землянин, даже если альдебаранец — простой разведчик, ибо взыскует неведомого. За таким, поскольку у него другая духовная организация, очевидно, легче следить с Альдебарана, по его реакциям определяя степень земной гадости, дикости и животности. Но иногда охватывает этого разведчика, то существо, которое живет в земной оболочке, невероятная тоска по чему-то иному, нездешнему. Это и есть свидетельство его неземного происхождения. Вот что, да, мне кажется…»
Говорил Мишка как всегда спьяну немного косноязычно, но все же донеся на сей раз до собеседников свою мысль. Принялись обсуждать идею и знакомых, с Альдебарана они, или, например, с Кассиопеи, всем хотелось быть с Альдебарана, как-то почетнее казалось. Один Боб Лундин отрицательно мотал головой и бормотал, что новомодные варианты псевдорелигий его не интересуют. Тогда Тимашев подумал, что вполне вероятно для Вёдрина это не просто шутка — насчет Альдебарана, что он, пожалуй, и верит в свою концепцию. Уж очень в словах толстопузого доктора наук звучала жажда трансцендентального обоснования своего бытия.
Речь Вёдрина была запита изрядным количеством водки и портвейна. Илья тоже пил и пытался вообразить себя космическим пленником чуждого мира, чуждого разума, живущим по обычаям туземного племени и просто слегка запутавшимся в туземных отношениях. Это утешало. Только представить, понять, что ты житель иных миров, и — можно ко всему относиться со стороны, конечно, переживая свою оставленность, но зато не испытывая никакого чувства вины и ответственности. Хорошо бы было чувствовать себя существом с Альдебарана, хорошо бы было, хорошо бы, хорошо…
Глава VI
Разговоры в коридоре и в комнате
— Так вы ничего про нее не знаете
— Нет! право, ничего!
— О, так послушайте.
А.С. Пушкин. Пиковая Дама
На какой-то момент сегодня ему удалось представить приятелей и телесную свою оболочку порождением чуждой планеты, враждебной его альдебаранской сущности. И все тщетно, все прахом… Слишком все с ним происходившее его касалось. Не мог он от этого отчураться, отстраниться… Не мог посмотреть на себя извне. Если и мучали его какие потусторонние силы, то очень они с земными его страстями были связаны. «Пусть Альдебаран остается вотчиной Вёдрина», — усмехнувшись, махнул он рукой, подходя к пятиэтажному, почти родному уже для него дому.
