— Как, вы не знаете?..
— Он не знает! Вот это да!
— Про Джамблей не знаете?..
— Вся Москва уже знает…
— Только одни верят, другие нет…
— Не может быть, чтобы хоть кто не знал!..
— Старик, слушай сюда! — это кто-то из парней с заднего сиденья. — Вчера на Новодевичьем кладбище приземлился какой-то космический корабль…
— Улыбок тебе пара, вчера! Утром щас!
— И не на Новодевичьем, а на Ваганькове!
— С Марса!
— Сказал! С Кассиопеи!
У Новослободского метро, не дослушав, Давид вышел. Но и тут, на улице, как жужжание — слово:
Джамбли!
— Джамбли!
ДЖАМБЛИ!
Джамбли, Джамбли, ДЖАМБЛИ, джамбли.
Он шел к метро и слушал. По дороге, из обрывков разговоров он успел только выяснить, что Джамблям приписывается способность внушать мысли на расстоянии, как… Фактически он только дошел до середины перехода, как вдруг люди, шедшие с ним рядом, рванулись, обратились в толпу, и по улице пронесся дикий вопль:
Джа-а-амбли-и!
Люди понеслись к метро. Они толкались, пихались, дрались, сшибали друг друга с ног, топтали упавших, грозили друг другу кулаками и пускали их в ход, били друг друга в ребра, в зубы, под микитки, под дых, по морде, по лицу, по харе, по физии, по тыкве, по уху, по челюсти, в нос, в глаз, отталкивали один другого, выталкивали, выкидывали, выбрасывали, выпихивали, расталкивали, распихивали, отдирали, продирались, жали, давили, сминали и снова били, теснили, давили, душили, вопили и орали. Только в дверях метро Давид сумел оборотиться назад и то лишь на мгновение. Он увидел, что посередине шоссейного перехода стоят две блатные или, скорее, приблатненные девки в зеленых платьях и, указывая пальмами на толпу паникеров, пронзительно и глумливо хохочут.
«Действительно, стыдно», — успел подумать Давид, но его оттеснили внутрь метро, и вот он стоял уже на эскалаторе, едущем вниз. И только здесь он окончательно опомнился. И обозлился на себя, устыдился, что со всеми бежал.
Он взглянул по сторонам. Пристыженные, как и он, — непонятно от кого или от чего убегали, — люди стояли молча. На ступеньку выше Давида стоял мужчина в белом кителе и в белой шляпе, он протирал носовым платком свои уцелевшие в толчее очки. Рядом с Давидом улыбалась золотой челюстью девка в зеленом платье, похожая на тех, что смеялись на улице. Давид немедленно подмигнул ей. Ниже стоял парень с черной спортивной сумкой, с шеей и плечами борца.
Они оказались вместе в одном вагоне. Гражданин в белой шляпе все протирал свои очки, потом надел их. Пока он осматривался, Давид продолжал флиртовать с зеленой девкой, то подмигивая, то в упор, со значением посматривая на нее. И вдруг гражданин испустил вопль, как пять минут назад, на улице:
— Джа-а-амбль!
Он с ужасом смотрел на зеленую девку, зеленея и втискиваясь в кожаную спинку сидения. И вагон замер, перестал дышать.
Девка подбоченилась, выставив грудь вперед, и нехорошая, страшная усмешка очутилась на ее лице. Она заговорила тихим, шепелявым, каким-то даже фиксатым голосом:
— Ну, че вылупились-та? Перебстели?
Давид вздрогнул от омерзения. А девка стала делать движения руками, всем телом помогая этим движениям, словно гипнотические пассы. И тот человек в вагоне, на кого она указывала пальцем, меняясь в лице, почему-то дергал себя сначала за нос, а потом таскал сам себя за уши. Пока один это делал, остальные смотрели, не переча и не вмешиваясь.
Проходя; по вагону, она отшвырнула ногой спортивную сумку парня с шеей и плечами борца, стоявшую у нее на пути.
— Но-но, ты!.. — приподнялся было парень.
Он, видимо, все же решил, что это просто блатная, и думал красиво пресечь ее. Набычившись, он шагнул к девке, встав с сиденья. Усмехаясь, та пристально глядела ему в глаза. И парень внезапно поклонился ей. Она взмахнула обеими руками, и весь вагон начал униженно кланяться. Самым взаправдашним образом.
Вниз-вверх, вниз-вверх.
Давид стоял и растерянно наблюдал происходящее. На него все ее заклинания и телодвижения не действовали: он просто привык поступать так, как хочется ему, а не другому.
— Кланяйся, кланяйся, падла, — прошипел ему сосед, не переставая сгибаться.
Вниз-вверх, вниз-вверх.
— А ты что, миленький, — сказала Джамбль, подходя к Давиду, — особого приглашения ждешь?
Давид недоуменно пожал плечами. Все вдруг показалось ему нелепицей и сном, и фигуры кланяющихся покрылись каким-то чадом. «Этого не может быть, — попытался он ободрить себя. — Дичь какая-то. Фантасмагория». Он прикрыл веки, чтоб видение исчезло.
— Ну! — услышал он противный голос, открыл глаза и увидел омерзительную физиономию Джамбля с золотыми зубами. И, недолго думая, ударил ее папкой по голове.
— А-ах! — выдохнул вагон и перестал кланяться.
Станция метро «Белорусская». Сгрудившись, кинулись было все к выходу. Но Джамбль махнула рукой, и они покорно разбрелись по своим местам. Давид на секунду тоже понурился, но встряхнулся, отшвырнул в сторону Джамбль и вышел из вагона.
Из соседних вагонов выходили люди: умные и глупые, оптимисты и пессимисты, добрые и злые, хорошие и плохие, подчиненные и руководители. Они разговаривали, шутили, хмурились, улыбались, давали указания, соглашались и торопились их исполнять. А двери того вагона сомкнулись, и поезд исчез в тоннеле. И как будто ничего и не было.
Что делать? Ведь засмеются, если закричать. Кому рассказать?
А, может, ему все это привиделось? Настолько, глядя на окружающих, казалось ему все происшедшее нереальным. А люди в вагоне, наверное, пропали… Но онже видел!..
И — новая мысль: бежать, предупредить друзей!..
Он выскочил на улицу. Помахал рукой зеленому огоньку:
— Алло, шеф!
Назвал адрес, поехали. Ветер хлестал в стекло, поднимая по улице пыль. Давид все время молчал и смотрел внимательно в окно. Но ничего, что показывало бы присутствие Джамблей в городе.
— Шеф, ты слышал о Джамблях что-нибудь?
— Как, извиняюсь?..
— Джамбли, о Джамблях?..
— Нет, не слышал. А это что же такое?
— Да нет, ничего. Так.
Говорить и рассказывать ему почему-то было стыдно, будто врал. Но не предупредить нельзя. И, выходя из машины, сказал:
— Остерегайся девок в зеленых платьях!
И взошел в подъезд. И там в сердцах: «Тьфу!» Ему стало так стыдно своего романтического предупреждения, что он, чтобы движением заглушить стыд, вихрем взлетел по лестнице.
Он позвонил, ему открыли дверь, затащили в комнату, хозяйка поцеловала его в щеку, спросила, принес ли он бутылку Шел разговор серьезный — о предстоящей выпивке, и он постеснялся рассказывать про Джамблей.
