— Знай я, что вы здесь, я бы не взял его с собой. Насколько я понял, войско ушло.
— Да. Отправилось на юг, к месту высадки Горбена. Можете взять двух лошадей, но чтоб к заходу солнца вас тут не было.
— Я пришел, чтобы отвлечь ребят от ожидания. Теперь они во мне не нуждаются, поэтому я передохну здесь пару дней и вернусь в Скодию.
— Я сказал, что не желаю видеть вас здесь. Друсс смерил князя ледяным взглядом.
— Послушайте. Я понимаю ваши чувства. На вашем месте я чувствовал бы то же самое. Но я не на вашем месте. Я Друсс — и иду, куда хочу. Если я сказал, что останусь здесь, — значит, я останусь. Ты мне нравишься, парень, но если ты вздумаешь мне перечить, я тебя убью.
Дельнар задумчиво потер подбородок. Дело зашло слишком далеко. Он надеялся, что Друсс уйдет, но принудить его не мог. Что может быть нелепее, чем Хранитель Севера, приказывающий своим воинам напасть на Друсса-Легенду? Особенно если того пригласил в лагерь сам правитель государства. Дельнар не боялся Друсса, потому что смерти тоже не боялся. Жизнь утратила для него смысл шесть лет назад. С тех пор его жена Вашти опозорила его со многими другими мужчинами. Три года назад она родила ему дочь, которую он обожал, хотя и сомневался в своем отцовстве. Вскоре после этого Вашти бежала в столицу, оставив ребенка в Дельнохе. По слухам, она жила теперь с вентрийским купцом в богатом западном квартале. Дельнар перевел дух, стараясь успокоиться и посмотрел Друссу в глаза.
— Хорошо, оставайтесь — но пусть он держится от меня подальше.
Друсс кивнул и посмотрел на Зибена. Поэт уснул.
— Сожалею, что это стало между нами, — сказал Дельнар. — Такое случается, мне не за что его ненавидеть, но он был первый, о ком я узнал. Человек, который разрушил мои мечты. Можешь ты это понять?
— Мы уедем завтра, — устало сказал Друсс. — Но сейчас я хочу подняться на перевал, дохнуть воздухом.
Князь надел свой шлем и красный плащ. Вместе они прошли через лагерь и по крутому каменистому склону поднялись к устью перевала. Он тянулся почти на милю, сужаясь в середине менее чем на пятьдесят шагов. Оттуда покатый спуск вел к ручью, текущему по долине к морю, что лежало милях в трех отсюда. Меж зубчатых скал перевала было видно, как вода поблескивает на солнце, переливаясь золотом и голубизной. Свежий восточный ветерок холодил лицо Друсса.
— Хорошее место, чтобы держать оборону, — сказал воин, оглядывая перевал. — В середине любое численное преимущество ничего не даст неприятелю.
— И придется ему лезть в гору, — добавил Дельнар. — Мне думается, Абалаин надеялся, что Горбен высадится здесь. Мы могли бы запереть его в заливе и заставить голодать, а наш флот между тем зашел бы ему в тыл.
— Он слишком хитер для этого. Нет на свете другого такого хитроумного полководца.
— Ты был привязан к нему, верно?
— Он всегда вел себя честно со мной, — уклончиво ответил Друсс.
— Говорят, теперь он стал тираном.
— Он как-то говорил мне, что это проклятие королей.
— И был прав. Знаешь ли ты, что твой друг Бодасен по-прежнему ходит у него в военачальниках?
— Я в этом не сомневался. Бодасен — верный соратник и хороший стратег.
— Мне кажется, ты испытываешь облегчение от того, что в этот бой тебе вступать не придется.
— Не спорю — годы моей службы в числе Бессмертных были счастливыми для меня. И я завел там много друзей. Ты прав — мне очень не хотелось бы биться с Бодасеном. Мы были братьями по оружию, и я очень его любил.
— Вернемся. Я велю, чтобы вам дали поесть. Князь обменялся приветствием с часовым у перевала, и оба воина вернулись в лагерь. Дельнар приподнял вход белой четырехугольной палатки и пропустил Друсса вперед. Четверо человек, находившихся там, вскочили на ноги при виде князя.
— Вольно, — сказал Дельнар. — Это Друсс, мой старый друг. Он поживет тут у нас немного. Окажите ему радушный прием. Сертака и Архитаса ты уже знаешь, — сказал он Друссу, — а этот вот чернобородый негодник — Диагорас.
Друсс посмотрел на молодого офицера — тот дружески улыбался. Огоньки в его темных глазах говорили о веселом нраве кроме того, он, как говорят солдаты, «смотрел орлом», и Друсс сразу признал в нем прирожденного воина.
— Рад познакомиться с вами, сударь. Мы наслышаны о вас.
— А это Орасис, — сказал Сертак. — Он у нас новенький, из Дренана.
Друсс подал руку молодому человеку, отметив, что ему не мешало бы сбросить жирок и что пожатие у него мягкое. Парень он, как видно, был неплохой, но рядом с Диагорасом и Сертаком казался по-мальчишески неуклюжим.
— Не хотите ли закусить? — спросил Диагорас, когда князь удалился.
— Ты еще спрашиваешь! Мой желудок, видимо, решил, что мне перерезали глотку.
— Сейчас принесу, — быстро сказал Орасис и выскочил вон.
— Он прямо-таки боготворит вас, Друсс, — сказал Диагорас.
— Бывает и такое. Может, предложите мне сесть? Диагорас с виноватым смешком пододвинул стул. Друсс перевернул его и сел. Остальные последовали его примеру, и всем сразу стало проще. «Мир молодеет», — подумал Друсс и пожалел, что явился сюда.
— Можно посмотреть ваш топор? — попросил Сертак.
— Разумеется. — Друсс легко извлек Снагу из промасленного чехла. В руках старого воина топор казался почти невесомым, но Сертак, взяв его, крякнул.
— Оружие, победившее Зверя Хаоса, — прошептал он, повертел топор в руках и отдал Друссу.
— Ты что, веришь всему, что слышишь? — ухмыльнулся Архитас.
— Это правда было, Друсс? — спросил Диагорас, прежде чем Сертак успел ответить.
— Было. Давным-давно. Нелегко оказалось пробить ему шкуру.
— А правда ли, что в жертву зверю хотели принести принцессу? — спросил Сертак.
— Нет. Двух малых детей. Расскажите-ка лучше о себе. Надоедает, когда тебе задают одни и те же вопросы.
— Если это вам так наскучило, — сказал Архитас, — зачем же вы повсюду таскаете за собой поэта?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Да просто странно, что столь скромный человек водит за собой сказителя. С другой стороны, это очень удобно.
— Удобно?
— Ведь это он создал вас, не так ли? Друсс-Легенда. Почет и богатство. Я думаю, любой странствующий воин мог бы стать легендой с таким-то спутником.
— А ведь это, пожалуй, правда, — сказал Друсс. — Я знавал многих людей, чьи подвиги были забыты, хотя их стоило бы увековечить в песне или предании. Никогда не задумывался над этим раньше.
— А многое ли в сказаниях Зибена преувеличено? — спросил Архитас.
