А может, где-то и упырь сидит в своем темном, пропахшем кровью убежище…
Теперь это совсем другая история. История, да не про меня.
Собаку в пути решила не заводить — ее же кормить надо, а я не всегда и о своем пропитании вспоминаю.
Сначала хотела было податься к лесной ведьме за советом, но, подумав, решила иначе. И повернула туда, где когда-то мы с моей наставницей жили…
Из головы все не шло мое письмо. Совсем короткое, да и как узнать, все ли сказала?
Столько ты моими стараниями (зачеркнуто) по моей милости (зачеркнуто) нами пережито, а я даже не знаю твоего имени. Прав был — от нас только злость и чернота, просто раньше я этого не видела. Не решилась(зачеркнуто) я струсила попрощаться. Ну да ты поймешь, наверное. Теперь ты свободен, как и я, сможешь начать новую жизнь. Наверное, ты ничего не умеешь, кроме как быть рыцарем — ну так и я теперь ведьма без сил. Будь здоров и счастлив.
И что ни пиши, как ни говори — все не то…
Родные места встречали меня летним ликованием — все зеленело, цвело и спело. А ведь скоро уже и осень…
Старая избушка скорбно косилась на меня покосившимися окнами из-под накренившейся крыши, рассохшаяся дверь не закрывалась, а в опустевшей голубятне обосновалась семья ежей.
Я выметала весь сор, что скопился тут за те годы, что я брожу неведомо где, и вспоминала.
Раньше мне казалось, что вернуться сюда будет самым ужасным, что может со мной произойти, а теперь гляди-ка — рыдаю взахлеб, найдя подушечку с побледневшей от времени вышивкой.
Котенок, один глаз голубой, другой карий.
Сколько можно считать себя сиротой без роду и племени? Сколько было тех, кто стал мне близок — не по крови, а по сердцу? По скольким оно сейчас тревожится? Видела бы Грая, до чего я докатилась.
Сердито вытерла слезы и припухший нос. Вот затем и идут ведьмы на одиночество, затем и отрезают все, что жгло и болело внутри, что любило и звенело — иначе человеческая часть покоя не даст.
Пора и мне уже путь пройти до конца — или стать нормальной ведьмой, или…
Что там за тем "или", я и знать не хотела.
Остаток лета и первые дни осени прошли в попытках привести в порядок мое жилище. За это время я осознала, что руки у меня растут не оттуда, откуда им расти принято, и порчу я все с невиданным размахом, а еще то, что чем дальше от больших дорог, тем дешевле цены. И наняла нескольких людей из ближайшей деревни — для починки дома и немудреной мебели.
Денег пока хватало, но что будет, когда они закончатся, а силы так и не вернутся?
Тем же вечером я засела составлять список тех зелий, которые могла изготовить без сил. Кое-какие свитки и книги оставались в доме, что-то я помнила. Список получилился недлинным.
В деревне меня не признали, но и лезть, кто такая и почему селюсь в такой глуши, не стали. Свободных домов оказалось достаточно. Да и тем для сплетен было столько, что меня обсуждать было неинтересно.
Занятая своими бедами и беготней наперегонки со светлыми, я совсем пропустила все, что произошло в то время.
Деревни пустели, брошенные дома наглухо заколоченными ставнями слепо смотрели вслед уходящим людям. Жгли ведьм и просто женщин, чьи волосы были слишком темны. Уводили все новых и новых мужчин, где на службу, где в охрану.
Назревала война, а я собирала себе ягоды по полянкам и в ус не дула.
Письмо пришлось передавать с едва знакомыми людьми — семья ехала на очередную ярмарку. Я, как смогла, описала дом и засела ждать ответ.
Дорогая Ула.
Я рада, что у тебя все хорошо! У меня тоже все нормально, только твой рыцарь крышку погреба сломал мне, но сам и починил потом. Рыжий твой государь теперь, представляешь?
Совет его убить пытался раз восемь, да все никак — говорят, оберег хранит его, ни стрела не берет, ни яд. Твоих рук дело, не иначе. Пришлось им его признать и жену его тоже. О тебе он узнавал, приходил через день после того, как ты ушла. Кричал сильно, что у меня отродясь никаких племянниц не водилось, и чтобы я тебя отдала. Гонору-то до небес теперь, государь же! Жена его в столицу отбыла, на сносях она, оказывается, и куда пузо прячет? Скелет скелетом… К середине зимы пополнение ждут.
Город наш расцвел теперь. Государь с церковниками воюет, рук не покладая — крепко они его допекли. О вере своей обещала написать и напишу, когда голубями обзаведешься. Не хворай.
О рыцаре твоем совсем забыла! Письмо отдала, он тогда-то крышку и сломал — я его, пока читал, закрыла, чтоб за тобой не побег. Зол был страшно, но если что — я твой адрес не выдам даже под пытками.
Весена.
Глава 23
Осень принесла с обой груды шурщаших листьев, ржавых, золотых и алых; по утрам я выходила на крыльцо, вдыхая прохладный, влажный воздух.
Между деревьев еще выглядывали языки тумана, расползающиеся в первых солнечных лучах.
Потом пришли дожди. Мелкая морось стучала по крыше, вгоняя меня в сон.
Казалось, я сплю наяву. Все глубже уходя в свои мысли, почти не выходила к людям. К слову, никто меня там и не ждал. С ними становилось тесно, я не понимала, о чем с ними говорить и как держаться.
Раз в неделю прибегал мальчишка из деревни, тараторил, кому мазь для спины, кому травы от затяжной простуды. Я прикидывала свой запас продуктов, озвучивала, чем возьму плату и когда вернуться за готовыми зельями — на том и достаточно.
Тонкая ниточка писем готова была оборваться с первым серьезным ненастьем, когда дороги развезет в непролазную грязь, и деревенские будут ждать холодов.
Многократно перечитанные хрупкие листочки хранила в тяжелом деревянном ларце. Что поделать, украшений не нажила. прячу то, ценнее чего у меня еще не было — слова.
Слова кого-то, кому не все равно.
Поначалу, еще летом, тянулись гости.
Дородная краснощекая баба, явно не из бедных, а стучит, будто не в гости пришла, а к себе домой.
Разглядываю, приоткрыв дверь. За ее спиной кто-то мнется.
— Здравствуй. — басит посетительница, норовя через плечо заглянуть вовнутрь. — Пригласишь?..
Сбоку, из-за полной руки выглядывает парень. На вид ему не больше двадцати — толстощекий, с бессмысленными глазами.
— Что, из деревенских не позарился никто на ваше сокровище? — ухмыляюсь. Я даже рада — все развлечение.
Женщина начинает наливаться дурной краснотой.
— Вы не поверите, какая я плохая жена. — проникновенно говорю, заглядывая в глаза. — Каша горит, мышей полон дом…А еще я его работать заставлю!
Парень озадаченно морщит лоб и скрывается за могучей материнской спиной. Не давая возразить, запираю дверь.
