— Ты хорошо себя чувствуешь? — преувеличенно заботливо уточнил он, усадил меня и выглянул за дверь.
Черный силуэт замаячил в коридоре, почти скрытый фигурой рыжего. Выслушав указания, исчез.
— Ула. — Талар остановился надо мной, потянул за руку, вынуждая встать. Рана на лбу начала кровить. — У нас с тобой скоро будет ребенок, и я…
Я глупо хлопнула глазами и пропустила остаток предложения. То есть меня опоили настолько, что я даже процесс делания детей не помню?!!
— Ты всегда хотела большую семью. — голос рыжего журчал, как ручеек. Я едва не зарычала. Когда это я такого хотела, что за наглое вранье! — Тебе стало лучше, я вижу. Я очень, очень рад…Тут становится опасно. Через пару дней мы уедем, я увезу тебя на юг, хочешь? Будем жить там, заведем детей…много детей…
Так. Я едва заметно выдохнула, продолжая глупо улыбаться. Надеюсь, впоследствии у меня получится как-то от этой гримасы избавиться — щеки уже ломит.
Мы едем делать детей на юг. Ура! То есть ура, что мы их еще не наделали. Иначе моя жизнь изрядно осложнилась бы…
После стука в дверь просунулась обтянутая черным рука, со стуком поставила на пол пыльную бутылку с вином, исчезла. Возникла снова с двумя бокалами.
Надо же, деликатность какая.
Талар, не сводя с меня болезненно блестящих глаз, налил вина в оба бокала и не таясь капнул в один из них из флакона. Ой, нет нет, вот этого мне не надо…
Рыжий протягивает бокал мне, отворачивается к столу. Я подкрадываюсь сзади, изо всех сил обнимаю его.
— Родной! — с придыханием бормочу куда-то в подмышку. — Ну зачем нам куда-то ехать? Нам же и тут хорошо…
…ставим бокал на краешек. На самый краешек.
Талар вздрагивает, пытается отстраниться, но я вцепилась как клещ. Неловкое движение рукой, и бокал летит вниз.
В этой комнате бокалам не рады, злорадно думаю я, провожая взглядом винный ручеек.
Не успел еще отзвучать звон разбившегося стекла, как дверь с грохотом бьется о стену, а в комнату влетают трое стражей в черном.
— Все нормально. — рыжий наконец выкручивается из моих рук и резким взмахом руки указывает на дверь.
Исчезают они еще быстрее, чем появляются. Прямо магия какая-то.
Талар проводил охрану глазами и замер, глядя куда-то в стену. Хочется спросить, что за рана и почему стражи теперь не только дежурят под дверью, но и врываются на любой шорох, но я не знаю, удавались ли мне такие сложные рассуждения с одурманенным разумом.
Наконец рыжий поворачивается ко мне лицом. Смотрит спокойно, даже с любопытством.
Я невольно сжимаюсь.
— Так и знал, что опять все усложнишь. — устало говорит он, вытаскивая флакон. Я отступаю. — Ну почему с тобой всегда так сложно, Ула? Я что, многого прошу?
Внутри все холодеет.
— А чего ты просишь? — переспрашиваю я, надеясь выиграть немного времени.
— Ребенка. — государь разводит руками. — Всего-то. Можно даже одного, но лучше двух.
— Зачем тебе мои дети? — спиной упираюсь в дверь. Нащупываю ручку. Талар стоит на том же месте, не пытаясь приблизиться.
— Не твои, а мои. — поправляет он. — Просто от тебя. Поверь, они мне нужны очень сильно. Даже сильнее, чем ты сама.
Я резко дергаю дверь и проскакиваю в щель. В коридоре на страже не меньше шестерых, в глазах черно от их кожаных доспехов; я пытаюсь проскользнуть между ними, но меня ловят быстрее, чем я делаю хоть шаг к свободе.
— Держите крепче. — командует Талар, выходя в коридор. Я, не выдержав, начинаю кричать. Один из воинов просто перехватывает меня поперек, прижимая руки к телу.
Подходящему Талару достается пинок в живот. С шипением выдохнув, он отступает. Другой воин перехватывает мои босые ноги.
Рыжий тем временем выливает остатки флакона себе на ладонь и закрывает мне сразу и рот, и нос.
Я задерживаю дыхание, кручу головой, пытаясь ухватить немного воздуха. Чернота вокруг, мои босые ноги, подол с винным пятном да длинные пальцы в перчатках, стальными тисками сжимающие щиколотки.
Легкие горят, и я сдаюсь. Втягиваю тяжелый медный запах, наполняющий голову туманом.
— Все, выпускайте. — словно издали слышу голос Талара. Тело еще сопротивляется новой порции зелья, перед глазами все двоится, но я еще не теряю себя. Еще нет…
Воин осторожно опускает мои ноги на пол. Поднимает глаза на меня.
Под спутанной челкой неопределимого цвета — небесно-голубые глаза.
Я зажмуриваюсь изо всех сил, надеясь, что мне не мерещится, но открыть их уже не могу.
Глава 29
Любовь — это такая штука, которая может растаять, как туман под лучами солнца.
Ты годами носишься с ней, страдаешь, выделив огромный кусок сердца, лелеешь и стараешься не забыть. Видишь дорогого человека вновь, и тебе кажется, что вот-вот все вернется…
А потом тебе суют под нос всякую гадость, вдевают в ухо серьгу с приворотом и сажают на цепь.
— Вот она, мужская любовь. — пожаловалась я потолку и подергала ножкой. Цепь звякнула об вколоченную в пол металлическую петлю.
У всего есть свой предел. У любви, у терпения. Даже у сил жить, сил держать голову прямо и не ломаться под гнетом жизненных трудностей.
И у меня эти силы были на исходе.
Когда меня закрыли в тюрьме, я хотя бы понимала, за что…
Я сижу в подземельях дворца уже дней пять или шесть. Справа от меня — деревянные соты с длинногорлыми бутылками в соломенной оплетке, до которых было не дотянуться. Слева — основательные лари с неизвестным, но явно съедобным содержимым. До него я не доставала тоже.
Я по-прежнему не понимала, что рыжему от меня нужно, но теперь была вполне готова придушить его собственными ослабевшими от зелья и голода руками.
Вспоминать о бредовых видениях с рыцарем, почему-то сменившим цвет волос, не хотелось. Можно ли вообще хоть каким-то своим воспоминаниям доверять?
Раз в день какой-то совершенно глухой дед приносил мне немного воды и хлеба, громко беседуя сам с собой, в основном с помощью изощренной ругани. Похоже, меня он тоже не видел — может, просто считал, что это ежедневный ритуал такой. Принести кусок хлеба и кружку воды в подвал, высказаться, уйти…
Похоже, погружать меня обратно в радужную сладкую сказку не собирались. Так сказать, по-хорошему было, теперь будет по-плохому.
Единственное, что не дало мне сломаться — крошечный невесомый шар не то пуха, не то пыли. Он тихонечко сидел за сундуком, и я его не замечала. Через пару дней он принял меня за часть обстановки и бодро выкатился на середину подвала.
Я зажала рот обеими руками, чтобы не завизжать от восторга. Клетник по-хозяйски прокатился-обсмотрел свои владения, подпрыгнул и исчез в ларе. Мелкий дух, что сторожит подвалы и запасы, но и сам не брезгует немного попробовать то тут, то там.
