Бред. Если так пойдет и дальше, у всех здесь скоро разовьется паранойя. И так придворные подозревают друг друга и боятся ненароком сболтнуть лишнее. Нужно сосредоточиться и вернуть себе самообладание. Медленный вдох — спокойный выдох… Так-то лучше.
— Уверяю вас, милорд никогда не даст согласие на арест, если не будет наверняка удостоверен в виновности подозреваемых, — как можно убедительнее произнес наконец Кристофер, продолжая размышлять над излишне, на его взгляд, неоднозначной ситуацией. Он вообще крайне не любил неопределенностей и требующих щепетильности моментов. — Стало быть, вам, как лицу непричастному, ничто угрожать не может. Пожалуйста, успокойтесь и возьмите себя в руки…
Резко стукнула входная дверь. Аристократ дернулся от неожиданности и нахмурился, намереваясь гневно обругать Патрика, посмевшего прервать приватную беседу, — но вместо этого вскочил на ноги и глубоко поклонился. Обернувшийся инфант побелел, как покойник, и спешно последовал примеру главы службы ювелиров, едва не опрокинув тяжелый стул.
В кабинет вошел лорд-защитник Ледума. Вошел стремительным, порывистым шагом, напрочь игнорируя правила этикета, предписывавшего правителю ступать чинно. И почему это совершенно не удивило?
— Вижу, у вас тут собрание, — не дав никому и рта раскрыть, желчно заметил он. — Я объявляю его оконченным. Если вы уже всё обсудили, конечно.
Повелительный взгляд лорда лишь едва царапнул по ним обоим, но и того было достаточно, чтобы лицо Эдмунда перекосилось и выразило такой ужас, будто его застали над телом юной девственницы с окровавленным ножом в руке. Кристофер также сошел с лица. Хочешь не хочешь, а выглядят они сейчас как типичные заговорщики, которых поймали с поличным. Только вывески на дверях не хватает: «Не беспокоить! Проходит организация государственного переворота».
Опомнившись, инфант пробормотал извинения и торопливо удалился, а вечер нервотрепки продолжился.
Впрочем, неправильно было бы сказать, что Кристофер ощущал один лишь только страх: присутствие правителя приятно раздражало нервы, подобно присутствию рядом дикого зверя — грациозного, красивого, сильного, способного убить одним прыжком. За ним инстинктивно хотелось наблюдать, но в то же время — держаться на безопасном расстоянии. Разумное желание, но — слабеющее с каждым произнесенным правителем словом, с каждым звуком его голоса, глубокого, как подземное озеро.
— Что скажешь на это? — не глядя, лорд Эдвард швырнул на стол какие-то бумаги, часть которых взмыла в воздух и тут же опала, ворохом выцветшей хрусткой листвы рассыпавшись по полу. Правитель никогда специально не стремился к театральности, но, похоже, она была у него в крови.
Кристофер кинулся было собирать упавшее, но помимо воли застыл, бросив случайный взгляд на лорда.
Легко узнаваемая внешность его высочайшего повелителя по праву считалась необычной: в ней практически полностью отсутствовал цветовой пигмент. Кожа, брови и ресницы были светлыми, почти прозрачными, волосы же имели оттенок насыщенный, словно выбеленное полотно. То была не седина, а естественный тон, доставшийся, как считалось, с рождения. По крайней мере, именно таким изображали лорда-защитника портретисты на картинах разных эпох: менялись и совершенствовались фасоны одежды, окружающая обстановка, даже техники рисования, и только строгий облик правителя Ледума оставался неизменным.
Однако почти двадцать лет назад кое-какие изменения все же случились: после трагической гибели близнецов Эммы и Эрика лорд Эдвард, следуя традиции траура, коротко обрезал волосы.
В те годы Кристофер был совсем ребенком и мало что понимал в устройстве мира. Всю сознательную жизнь он помнил длинные волосы правителя, ниспадающие свободно, разделенные неизменно прямо, а в торжественных случаях особым образом собранные высоко на затылке.
Однако теперь лорд Ледума надел новый траур. Волосы вновь были обрезаны: прилив холодной молочной волны едва доходил до плеч. Гладкие узкие пряди каскадом падали на лоб и чуть набок, застыв, словно схваченные внезапной ночной стужей.
Непривычно, но нельзя не признать: асимметрия стрижки придавала правителю северной столицы вид человека будущего, а не прошлого. Точные геометрические линии складывались в какие-то новые, агрессивные формы: мужчина не был больше похож на лорда со старых портретов.
Тем более контрастным на общем ослепительно-белом фоне выглядел единственный темный штрих: цвет радужек глаз. Такой темный, что нельзя было различить зрачка — видимо, весь пигмент ушел на них.
Взгляд Кристофера не мог не зацепиться и за другую деталь, не столь приметную, но немаловажную: в эту минуту голову лорда-защитника венчала платиновая диадема. Несомненно, более эффектно, за счет контраста, она смотрелась бы на темных волосах. Белые пряди почти скрывали россыпь мелких бриллиантов, но великолепный алмаз в центре горел и переливался, привлекая внимание и притягивая взор. Как завороженный, Кристофер глядел в самое сердце редкого камня, любуясь прихотливой игрой света на острых гранях.
Это был «Властелин», самый крупный из ограненных алмазов.
Прозрачный и чистый, как вода, он был безупречен, давая смертным наглядное представление о совершенстве. Вместо классического симметричного восьмигранника площадка алмаза была огранена пятнадцатью плоскостями, что усиливало естественный блеск драгоценного минерала и значительно облегчало магу взаимодействие с ним. Эта трудная в исполнении непарная огранка «импариант» называлась также «идеальной». Говорящее название.
Идеальные пропорции огранки позволяли достичь предельной игры света внутри камня, образуя более широкий и приятный для зрения цветовой спектр. Световые лучи, падающие внутрь «Властелина», отражались и выходили обратно через две наклонные грани, рождая повышенный, максимальный блеск, который намного превосходил игру бриллиантов с четным числом граней. Он весь казался сгустком сияющей чистой энергии.
Из-за сложности гранения, редкости и сильно проявляющихся магических свойств цена на алмазы была заоблачно высока. Эти минералы считались самыми древними и потому успевшими накопить наибольшее количество магической силы. «Властелин» же был поистине уникален: обладая сверхмощной энергетикой, он, как считалось, делал владельца непобедимым. Алмаз оберегал от всяких попыток влияний и блокировал активность находящихся рядом драгоценных камней, возвращая их энергию в качестве ментального удара.
Он обращал силу врагов против них самих.
Помимо прочего, алмаз приносил власть и богатство, сохранял ясным рассудок и значительно усиливал физические навыки. Всё это давало даже простое обладание камнем, искусный же заклинатель мог произвести посредством «Властелина» практически любое воздействие, ограниченное лишь его собственными способностями. Способности же самого камня, по-видимому, не имели границ.
Это был символ могущества, неподвластный времени.
Тем не менее, в использовании алмазов, как и других минералов высшего порядка, имелись свои нюансы и сложности. Прозрачные камни были привередливы, и овладеть ими мог отнюдь не всякий, лишь человек достаточного уровня подготовки — и сильной воли. Для прочих же применение алмазов, энергозатратное само по себе, было чревато смертью от истощения или помешательством.
